Михаил Пергаменщик

Для начала немного о себе и о нашей команде.

Первый и довольно очевидный вопрос, каким это образом владивостокцы и Байконур, ЦУП, Буран? Все довольно просто.

Я закончил в 1981 году матфак ДВГУ (Владивосток). По распределению большая группа выпускников пошла во Владивостокский филиал 4 ГПТП ПО "Гранит" (в то время он был еще филиалом). Часть полетела в Москву на другие темы, часть - в Питер, во ВНИИРА. Кроме ДВГУ большой набор был и по линии ДВПИ - инженеров радиоконструкторов.

В Питере в это время уже шли работы по системе автоматической посадки Бурана - "Вымпелу". То, что мы, дальневосточники, оказались на этой теме, видимо не случайно, ведь один из бурановских объектов - запасной аэродром, должен был располагаться в Приморском крае и кому, как не нам, его обслуживать. Нашей задачей было освоение изделия у разработчика, настройка на объекте, испытания и совместная с заказчиком его эксплуатация. Мы прибыли в период, когда работы шли не в начальной, но весьма далекой от завершения стадии. Нас распределили по подразделениям института, где отношение к нам было такое же, как и к своим сотрудникам. Т.е. мы попали не в гости на готовенькое, а стали полноправными участниками разработки.

Мне посчастливилось попасть в сектор Сергея Николаевича Лосева, занимающегося программным обеспечением изделия КДП-А(Ц) из состава Вымпел-Н. Лично моя часть комплекса - задача оперативных целеуказаний (ОЦУ). Со временем я стал руководителем группы программистов "Гранита", работавших по КДП-А и "по долгу службы" залез во все тонкости программного комплекса. Сейчас можно только удивляться, как на спарке наших вычислителей с объемом командной памяти каждого 32К 19 битных команд, т.е. фактически 32 К строк кодов и ОЗУ 8К байт, скорости порядка 200000 коротких операций в секунду мы на ассемблере решили все стоящие задачи по обработке в реальном времени радиолокационной информации от всех источников, регистрации, ОЦУ, связи с ЦУПом, отображения на диспетчерских пультах, да еще встроили для отработки программ имитаторы Бурана, самолетов, всех РЛС, кучу вспомогательных вещей. Здесь конечно главное - талант, опыт, умение построить работу, расчет Лосева С.Н. Наше гранитовское руководство нам постоянно говорило, что через год (полгода, квартал, ... ) выдвигаемся на объект. (Для каких-то подразделений это соответствовало действительности). Сергей Николаевич побывал там впервые, по-моему, в 1984, вернулся и сказал примерно следующее: "Мужики, постоял я на полосе, раньше 1986 года делать нам там нечего". На то в своих планах и опирались.

Он оказался абсолютно прав. В конце марта 1986 года Сергей Николаевич, Саша Останин (ВНИИРА) и я, в группе человек из 15, бортом летающей лаборатории ВНИИРА ТУ-134БВ через Челябинск (там нас ждала еще часть специалистов) впервые вылетели на объект в составе группы спецов по разным изделиям "Вымпела". Когда мы прилетели, первичное включение аппаратуры КДП-А уже было сделано, аппаратчики автономно настраивали свои шкафы и стойки. С нашим появлением и включением в работу "боевых" программ, которые мы привезли на перфолентах (такая была техника, наши вычислители намертво прошиваемые, что-либо поменять после прошивки большая проблема, связанная с отправкой блоков на завод; а т.к. программы были сырые, не обкатанные на полигоне, поэтому до прошивки дело еще не дошло, в этом случае использовались шкафы наладочного ОЗУ, куда с перфолент вгонялись программы), работа пошла гораздо живее. Это был самый насыщенный месяц, когда каждый день приносил что-то новое. Конечно, была масса проблем, но все они решались весьма оперативно и успешно, ведь в то время на изделии собрались практически все разработчики аппаратуры КДП-А во главе с его главным конструктором Оскаром Леонидовичем Кессельманом. Пахали с утра и до одиннадцати ночи. Улетел я с объекта в конце апреля, когда КДП-А уже жило не только своей автономной жизнью, уже пошла информация с ПРЛ, ОРЛ.

Ну а потом полосатая жизнь - пару месяцев простоя, месяц горячки, простой, горячка. Сопряжения с ТРЛК, с НИПами, с ЦУПом, работы по электромагнитной совместимости наших средств между собой и с уже существующими РЛС других ведомств, облеты РЛС, полеты по отработке посадки, по отработке встреч объекта самолетом сопровождения, полеты по определению точности выдачи ОЦУ НИПам и т.д. и т.п. Причем если в дальнейшем ребята из ВНИИРА прилетали поочередно только на период испытаний, то для меня, как гранитовца, с ноября 1986 Ленинск стал местом проживания вместе с женой и дочкой.

Далее, во второй половине 1987 нас, владивостокцев (а мы уже во многом благодаря "Вымпелу" стали отдельным предприятием - ВПТП) с большим скандалом (а получилось так, что в то время от "Гранита" почти всеми системами руководили владивостокцы) перебросили в Хороль, на запасной аэродром.

Но мне, к счастью, полностью оторваться от основного аэродрома не удалось.

Программисты - особая категория специалистов. Если аппаратчики (кроме комплексников) разрабатывают, знают и отвечают за свой шкаф, стойку и их связь с сопрягаемой аппаратурой (т.е. подготовить нормального специалиста по нормально работающей стойке, имеющей горячий и холодный резерв не особая проблема), то мы, программисты, должны были знать все, начиная с основ радиолокации и самолетовождения - до всех тонкостей взаимодействия подсисем, всех информационных протоколов, уметь реагировать на любой взбрык изделия. Информация, отдаваемая нами в ГЗУ операторам ЛИИ и Молнии - только часть того, что висит перед оператором программного комплекса на экране в аппаратной. Таких людей было всего четверо. Кроме трех упомянутых, был еще Володя Лабода (ВНИИРА). (Потом мы вчетвером и вошли в состав групп управления по линии программного комплекса КДП-А(Ц), Лосев и Останин на аэродроме, я и Лабода в ЦУПе). Были, конечно, еще ребята. Меня по линии "Гранита" на время отпусков подменял Саша Жевуров, был ряд девушек, но у нас четверых, конечно, опыта было побольше.

Еще несколько раз до старта вылетал из Хороля на испытания в Ленинск, а в октябре 1988 пришел вызов: срочно прибыть на комплексную тренировку ЦУПа.

Вот, в общем то, и вся история.

Воспоминания... Конечно, собери нас вместе за одним столом, столько всего наговорим. А так, если пробежаться по верхушкам... Первое, что приходит в голову...

Первая ночь в Ленинске, 20 марта 1986, в холе гостиницы, на диване, валетом с Сашей Останиным, т.к. нас уже не ждали (летели из Питера через Челябинск, пока долетели - уже и Крайний закрылся).

Самое впечатляющее на космодроме, естественно, запуски. Для того он и существует.

Первый пуск, который, к сожалению, почти не оставил впечатлений. В тот первый мартовский прилет нас поселили на жилой зоне протоновской площадки, из окна старт - как на ладони. Работали мы в то самое горячее для КДП-А время обычно до одиннадцати вечера. Потом на кунге добирались домой. И вот как-то приезжаем в надежде быстренько поужинать и отдохнуть, заходим в гостиницу, а нам говорят, что скоро пуск и жилая зона на этот период подлежит полной эвакуации. Быстренько назад в кунг, куда-то едем, мимо бегут колонны солдат. Так это и запомнилось: ночь, холодина, кунг, ожидание, гром, пламя, десяток голов на одно окошко кунга.

Первый "сознательный" пуск, опять Протон. В отличие от предыдущего, который был для нас полной неожиданностью, обо всех остальных мы уже знали заранее с точностью до секунды, на космодроме тайн нет. А посему все вылезли на крышу ОКДП и принялись усиленно всматриваться в степь. Расстояние то приличное. Долго гадали, спичка на горизонте это то, что должно улететь, или вышка какая-то. И вот эта "спичка" пошла вверх. Ясный день, чистое небо. Видно было все, вплоть до отделения ступеней.

Самый запомнившийся пуск. Едем после работы в город, дорога - прямиком в направлении старта Союза. С тех пор, когда слышу песню о "рокоте космодрома", всегда вспоминаю этот момент. Именно не гром, не гул, не грохот, не рев, а рокот.

Самый последний пуск. Можно сказать "прощание с Байконуром". Из-за маленькой дочери жена (Шмотова Наташа, "боевой путь" тот же - ДВГУ, Питер, Ленинск, Хороль) работала не на площадке, а в городе, там тоже дел хватало. Конечно, на экскурсию, посмотреть стартовые, аэродром, ОКДП она съездила, а вот старты ей увидеть не довелось. 22 июля 1987 года. Завтра - самолет Молнии на Жуковский, далее - во Владивосток. А сегодня уже закрыты командировки, сданы пропуска и как раз сегодня - старт советско-сирийского экипажа. В нужное время вышли мы на окраину города, к реке поближе. В ясном летнем небе на наших глазах зажглась новая, рукотворная звездочка.

Жизнь на 113 летом, в августе, в нашем ВНИИРАшном сборно-щитовом модуле. Это был ужас. Особенно по воскресеньям, когда днем не на работе. Модуль пропитан каким-то составом, то ли от пожаров, то ли от скорпионов с тарантулами, но после часа пребывания там слезы из глаз текли ручьем. Выйдешь продышаться, сделаешь пару кругов вокруг модуля на жаре в 40 градусов и решаешь, что все же в модуле получше будет.

Как забыть первое впечатление дочери (это уже ноябрь 1986, ей 2 года с небольшим). Вышли они с мамой впервые из подъезда (приезд накануне она проспала), радостный Олькин вопль "сколько песочку!!!..." Речь, разумеется, не о детской песочнице.

Приезжаю как-то из отпуска, ребята-лейтенанты (Юра Кайгородов и Валера Свидерский) торжественно ведут в каптерку. Там на почетном месте - кресло, на кресле - росписи и памятная надпись о том, что на нем сидел Горбачев.

Не обходилось без показухи. Приезжаем утром на ОКДП, все плиты фальшпола от первого этажа к нашей аппаратной на четвертом этаже (только к ней, как комиссии водят!) новым линолеумом заклеены, кругом спят измученные стройбатовцы. Ждем очередного министра.

Аналогично в другой раз, уехали вечером - стены синие, приехали утром - желтые.

Чтобы попасть на работу - 5 КПП: выезд из города, въезд на полигон, въезд на аэродром, вход в здание, вход на этаж. Куда уж серьезнее. Едем на КАБЗике из города через 113 (там жила часть народа) до нашей 251. Дорога длиннее часа. Измеряется в "дураках": малых - 36 карт, больших 52 карты. В больших она, конечно, короче. Въезд на полигон, входит боец. Никому ничего говорить не надо, все поднимают пропуска вверх, на последнем сидении вверх вместо пропуска тянется туз. Все нормально, проезжайте.

По городу Ленинску идут два лысых телефониста в самом дешевом трико (не помню что на ногах кеды или все же армейская обувка). В мотовозах и на площадках ни одного военного. На КПП те, кто вчера был с красными погонами - в милицейской форме. Готовится старт международного экипажа.

Корова на льду. Больше нигде такого не видал. Страшенный гололед под новый 1987 год. Даже полигон закрыт. Откуда в охраняемом городе коровы - загадка, но они на всех помойках. Помойки Ленинска -просто огороженная с трех сторон сеткой территория. Корова, все четыре ноги в разные стороны, на передней - пустая консервная банка. Хотя как откуда коровы? С лицевой стороны города железобетонный забор с КПП, а сзади у реки, куда народ на рыбалку ходит - колючка с дырами.

Вернулись в Питер после первого выезда на Байконур. Там нам пришлось много работать со специальной настроечной памятью наших намертво "прошиваемых" вычислителей. Натренировались. В Питере аналогичные блоки тоже есть, но там они сопряжены с ЕСкой и закачиваются по кабелю. На полигоне такой роскоши нет, там только ввод с перфоратора и ручной ввод адресов и команд прямо с наборника блока. Понадобилось пару команд заменить. Решили с Останиным Сашей ЕС не запускать, обойтись ручным набором. Замелькали пальцы, переключатели. Стоящий рядом Володя Лабода (у него все еще впереди), открыв рот, произносит: "Вы эти ваши ЛЕНИНСКИЕ штучки бросьте ..." Смотрим, как меняется его лицо. Дошло, что произнесено что-то не так, год пока еще 1986.

Конечно, первые включения аппаратуры, первые стыковки с локаторами, первые непредвиденные казусы, которые нельзя было выявить на стендах. Ну, например, информация, идущая с посадочного локатора в отличие от протокола задом наперед, да еще инверсным кодом , или задержки сигналов в кабелях от пультов главного зала управления в аппаратную. Все по ходу дела вычищалось, становилось на свои места. По работе особых проблем, в общем, не было. Ведь у каждого шкафа рядом стоял его разработчик. Решения принимались по ходу дела и тут же воплощались в жизнь. Основным было выявить причину затыков. Тут, конечно, была велика роль программистов, как специалистов по всему комплексу в целом, по всем потокам проходящей информации.

Почему-то в голове засело воспоминание, как при облете посадочного локатора Толбоев "змейки вил". Нам нужна идеальная чистота пролета, мы регистрируем отклонения в показаниях ПРЛ, а тут вдруг выбросы вправо, влево. В чем причина, локатор? наши программы обработки? Благо люди все серьезные, на разборе полета Магомед сознался, что поиграл самолетом при проходе.

Запомнились ранние утренние полеты, потому что днем раскаленный воздух самолеты "не держал".

Запомнилось, как мы умудрялись работать по трем программам испытаний одновременно. Вся наша аппаратура имела горячий резерв, т.е. молотили одновременно две линейки. Приходит наше руководство - плановый полет, нужно то-то и то-то. Нет проблем, запускаем одну линейку, принимаем информацию, что нужно регистрируем. Приходят ребята из Молнии (с нами, обычно работал Рома, к сожалению фамилию не помню, с его любимой присказкой "все тип-топ"), у них своя программа испытаний. Нет проблем, вам - вторая линейка. Энергия заглядывет (Игорь Бродский). Давайте ОЦУ выдавать. Давайте, без проблем. Вам на выход то, что было ранее записано на магнитофоне, благо эту информацию потом сможем у себя распечатать и проверить.

Мы просто работали, делали свое дело.

*      *      *     *

...отправил Вам небольшое послание, и в голове всплыли еще два интересных факта.

Первый в какой-то мере говорит, по известному выражению Горбачева, "who is who". Встречаем новый 1989 год. Сидим в Хороле, как все советские люди смотрим телевизор. Как всегда, в последние минуты показывают главные события года. Если помните, кадры: летит Буран, пишущий что-то человек за нашими сдвоенными пультами в ГЗУ ОКДП, Буран, человек, Буран, человек ... Этот человек - мой руководитель, Сергей Николаевич Лосев.

Второй факт довольно любопытен и видимо нигде не всплывал. Однажды Игорь Бродский привел ко мне Рюмина. Этому предшествовало то, что наши ТРЛК совершенно случайно засекли старт, по моему, со второй площадки. Была включена наша аппаратура, работал ТРЛК, причем был включен первичный канал, что делается далеко не всегда, шла регистрация на магнитофон. В это время был произведен запуск. Все было довольно неплохо видно, даже отделение боковушек. Сам я при этом не присутствовал, но когда летел в Ленинск через Ленинград, мне прокрутили эту пленку на стенде. Интерес Рюмина, к сожалению, я удовлетворить не смог. Пленка, как весьма любопытная, была увезена Лосевым в Питер. Там в спокойной обстановке можно было распечатать все входные сообщения РЛС, проанализировать. Как нам сказали ребята из Энергии, старт радиолокационными средствами на Байконуре был зафиксирован впервые.

*      *      *     *

Космодром и испытания. Эти понятия неразделимы. Каждая работа экспериментальная, каждый пуск испытательный. Но, да простят меня все другие байконуровцы, наверное, нигде и никогда испытания не были так динамичны и интересны, как на КДП-А "Вымпела".

При словах посадочный комплекс "Бурана" и испытания сразу же представляются полеты.
Конечно, полеты - существенная часть испытаний, их кульминация. Но полетам предшествует длительная подготовка.

Возьмем, например, мои "родные" оперативные целеуказания - ОЦУ. Когда "Буран" вываливается из плазмы, из зоны радиомолчания, с ним необходимо установить контакт, а для этого - навести на него антенны телеметрии, имеющие "игольчатые" диаграммы направленности.

РЛС "Вымпела" обнаруживают объект, вычислительный комплекс КДП-А рассчитывает параметры движения, программы генерирования ОЦУ прогнозируют положение объекта с заданным темпом, на заданный интервал времени, с заданной точностью в зависимости от ряда условий.

Как проходит процесс испытаний? Это весьма многоэтапная процедура.
Сначала специальными тестовыми программами и приборами автономно проверяется тракт прохождения сигнала по КДП-А, от вычислителей до кабельного ввода.
Следующий шаг - выдача из КДП-А в аппаратные телеметрии (а с нами работало четыре НИПа в разных местах космодрома) заранее согласованных тестовых посылок, проверка всего тракта прохождения сигнала от аппаратной до аппаратной.
Затем - третий этап, проворот антенн телеметрии, когда КДП-А выдает целеуказания, используя заложенную в его вычислителях модель движения.
После прохождения этого момента уже, обычно, "вычищены" все встретившиеся проблемы с аппаратурой. Наконец начинаются полеты. Здесь уже в основном идет проверка программного обеспечения.
Для начала летает лаборатория ВНИИРА. Телеметрию она не выдает (на борту нет соответствующей техники), а только с большой точностью регистрирует свое положение относительно наземных средств, используя специальную бортовую аппаратуру. КДП-А регистрирует положение самолета по данным РЛС, генерирует и регистрирует выдаваемые целеуказания. Антенные пункты принимают ОЦУ, следят за бортом, регистрируют положение антенн. Затем - сверка: где была лаборатория по ее собственным данным, по данным КДП-А, куда смотрели антенны.
Наконец выходим на реальную проверку всего тракта, вплоть до приема телеметрии с борта. Это уже полет МИГ-25 по реальным траекториям "Бурана", с разных направлений. Тут проверяется все: и алгоритмы обработки радиолокационной информации, и правильность методов расчета параметров движения, и заложенные алгоритмы экстраполяции. Ведь антенны должны быть выведены не туда, где борт был "засечен" радиолокаторами - там уже пусто, а туда, где он будет к моменту окончания разворота антенн, при этом не теряя его из вида, какие бы допустимые эволюции он не совершал.
Апофеоз - полет "по полной схеме", ТУ-154 и МИГ-25 в паре.
Вся процедура очень растянута во времени. От этапа до этапа - месяцы, потому что работы по ОЦУ по возможности совмещаются с работами по другим средствам, согласуются с возможностями других организаций и систем, не входящих в "Вымпел".
Это и есть испытания.
И так по всем подсистемам и устройствам.
И все равно, окончательная оценка будет поставлена "Бураном", реальным полетом, где гиперзвуковые скорости и недостижимые ранее высоты.

Самые запомнившиеся полеты...

Полетов были десятки по нашей системе, сотни по всему комплексу. Разные лаборатории, разные программы испытаний. В общем-то, все полеты похожи друг на друга с небольшими вариациями и, когда все в порядке, говорить-то особо не о чем. Уход в заданную точку, разворот, заход на посадку, проход над полосой и вновь то же самое. Но два нестандартных момента прочно засели в памяти.

Полеты МИГ-25. За один вылет делалось два - три прохода. Прошел раз над полосой. (Это надо видеть! Что один МИГ, что в паре с ТУшкой. Наша аппаратная выходит окнами на противоположную от полосы сторону, на ВПП смотрит главный зал управления и зал общесистемной аппаратуры. Иногда по очереди выскакивали из аппаратной взглянуть на то, как проносятся машины в нескольких метрах от земли.) МИГ разворачивается к полосе хвостом и уходит от нас в заданную начальную точку курсом градусов 300 с набором высоты. Работает только обзорный радиолокатор, расположенный недалеко от ВПП. Соответственно, к нему самолет тоже повернут хвостом. Работаем только вторичным радиолокационным каналом, то есть только в контакте с бортовым ответчиком. Вдруг МИГ пропадает с экранов, срыв сопровождения! Самая большая неприятность, которая может произойти в работе КДП-А. Что случилось? КДП-А в порядке. Локатор? Вроде бы в норме, контрольная информация идет. Что-то с бортом? Пара минут неизвестности. Наконец отметка вновь на экране. Самолет выполняет разворот. В конце концов, до нас дошло, что факел реактивной струи самолета закрыл антенну бортового ответчика. Радиосигнал не мог "прорваться" через факел! За всю историю испытаний "Вымпела" на моей памяти такой случай был только один раз.

Полеты лаборатории ВНИИРА ТУ-134. На этот раз самолет ушел вправо. Как раз в том районе проходит воздушный коридор. Не особенно оживленный. Несколько рейсов в день. И вот наблюдаем такую картину на дисплеях. С севера идет борт, навстречу идет борт из Ташкента. Каждый своим эшелоном по высоте. И прямо к их точке встречи, естественно вне всяких коридоров (кто вообще-то хозяин в небе Байконура, черт побери, посадочный комплекс "Бурана" испытываем!), пилит наша ТУшка. Все три самолета сошлись в одной точке и наш 134 прямо между двумя рейсовыми по высоте! Естественно, всеми управлял какой-то диспетчер (хочется в это верить) и ситуация скорее всего была допустима с точки зрения безопасности воздушного движения. Но на дисплеях КДП-А все смотрелось весьма... Особо нервные покинули аппаратную.

15 ноября 1988.

Что оставил этот день в памяти?

О том, что я включен в состав группы технической поддержки главной группы управления, мне было известно заранее от представителя ВНИИРА на запасном аэродроме. И вот, наконец-то, в середине октября 1988 пришел вызов - прибыть в ЦУП на комплексную тренировку. Значит скоро пуск.
В гостинице ЦУПа к моему прилету уже была напряженка, и меня поселили недалеко от Подлипок - в Болшево, в доме отдыха. Подготовка к пуску ничем особенным не выделялась. Комплексная тренировка ЦУПа была для нас, в общем-то, обычными полетами самолетов-лабораторий, которые, в отличие от других служб ЦУПа, мы уже провели не один десяток. А так - обычные ежедневные проверки аппаратуры, устранение мелких недоразумений, которые всегда имеют место на большом радиотехническом комплексе. Нас попросили попробовать завести информацию на один из больших экранов главного зала управления. Подключились к проекционному аппарату правого верхнего экрана, на котором наложили нашу картинку на карту местности, подобрав соответствующий масштаб. Вроде все неплохо получилось. Вывели один монитор в "отдельный кабинет", где должно было находиться руководство. Попробовали новые для нас цветные импортные дисплеи, стоящие на других рабочих местах. Подключение - без проблем, а вот отображение несколько не такое. Главное - не работает система "затухания" траекторного следа, вместо этого - изменение цвета отметки по мере ее "старения". Но, видимо, это решаемо в будущем, принципиально - новые мониторы использовать в составе КДП-Ц реально.

29 октября почти ничего не оставило в памяти, кроме встречи в дверях аппаратной "лоб в лоб" с Игорем Петровичем Волком, перекинулись парой слов. Это - моя вторая после Рюмина "личная" встреча с космонавтом. Игорь Петрович искал в нашей аппаратной своих ЛИИшников. Автограф бы взять, но то ли постеснялся, то ли вроде бы почти на равных мы здесь, одно дело совместно делаем... Напряжение перед стартом. Прошло назначенное время. "Энергия" с "Бураном" на стартовом столе. Сообщают о переносе старта на несколько минут, потом еще, еще. Через какое-то время - полная отмена, можно выключать аппаратуру.

15 ноября. Накануне старта приехал в ЦУП поздно вечером, рейсовым автобусом. Потихоньку все подтянулись. Гранитовцы из Москвы, ВНИИРАшники из близлежащей ЦУПовской гостиницы. Еще раз проверили технику. Вроде бы все нормально.
Самый волнительный момент лично для меня: улетит - не улетит. Сядет - не сядет, это уже второй вопрос, когда в кармане билет на 16 число Москва - Владивосток. Один билет, на 30 октября уже пришлось сдать.
Приехал я в середине октября по-осеннему, а пришлось вот задержаться на месяц. Дожился в Москве до настоящей зимы, снег кругом лежит. Наши ВНИИРАшники на время между двумя попытками, естественно, в Питер уехали, а мне до Владика лететь далековато. Так что для меня главный вопрос - подъем "Бурана".
Конечно, чувствуется напряжение, все же столько лет к этому шли, да еще после первой неудачной попытки...
У нас с Володей Лабодой обязанности были распределены заранее. Мне - сидеть в аппаратной у пульта управления программным комплексом, ему - дежурить на случай вызова в главный зал, если возникнут какие-либо проблемы у операторов ГЗУ. (Соответственно на наших бирках членов расчета разные полосы: на моей - желтая, без права входа в ГЗУ, на его - синяя, с правом входа в ГЗУ.) В главном зале наша система - три рабочих места, по два пульта в каждом, расположены в заднем, последнем ряду, по правую руку от места руководителя полета. Наши "диспетчерские" рабочие места выглядят "монстрами" со своими зелеными круглыми мониторами и выделяются на фоне более изящных остальных рабочих мест ЦУПа. За двумя рабочими местами в ГЗУ разместились люди из ЛИИ и "Молнии" - специалисты по эволюциям "Бурана" и самолета сопровождения. Третье, резервное, место занял Филаретов - старший всей команды "Вымпела" в ЦУПе.

В небе "болтается" институтская лаборатория, в заданное время включились бортовые ответчики системы "Вымпел-К", поднялся самолет сопровождения. Вроде бы все в порядке. Информация с аэродрома проходит нормально, все наблюдаем. На многоканальном мониторе, установленном возле нашего пульта в аппаратной, щелкаем кнопками, подключаемся к разным источникам информации. В большинстве - какие-то цифры, телеметрия, ничего нам не говорящая. Но есть и более родное и понятное - картинка с рабочего места нашего оператора, картинки со всех больших проекционных экранов ГЗУ, телевидение.

Подошел долгожданный момент... Подъем... Маневра возврата нет... Есть довыведение... Все, первый этап позади. В запасе почти два часа.
Все вроде бы в порядке...

В какой-то момент замечаю, что отметка от лаборатории повела себя весьма странно - появляется на экране, после чего скачком перемещается чуть-чуть в сторону. Запросил "другой конец" - Сашу Останина (у нас постоянная "громкая" связь). У него все в порядке. Вывод однозначный - вышел из строя один из каналов связи с аэродромом, не проходит какой-то бит информации. Неисправность ранее мне не встречавшаяся. Я в ЦУПе впервые, до этого год провел на Байконуре с подобной аппаратурой, но там такая ситуация невозможна в принципе. Аппаратура-то такая же, но есть одна особенность, которая и "стрельнула". КДП-Ц - это практически половина аппаратуры КДП-А, установленной на аэродроме. КДП-А можно разбить на две составляющих - систему обработки информации и систему отображения информации. В ЦУПе стоит вторая составляющая - система отображения. И если на аэродроме две составляющие связаны между собой, грубо говоря, "одной проволокой", то ЦУП связан с компьютером обработки КДП-А шестью каналами связи, по которым с целью резервирования через половину страны по телефонным проводам идет одна и та же информация. 99,99% информации идет из аэродрома в ЦУП. Программного сопоставления информации не было, просто вся приходящая информация накладывалась одна на другую. Если все нормально, в каналах одно и тоже, на экране будет просто одна отметка. В нашем случае пропал один из битов, в одном из слов сообщения, в одном из каналов. Все каналы дают отметку в одном месте экрана, а один - отбрасывает ее в сторону по горизонтали. Причем "виноваты" могли быть и КДП-А (не то выдает) и КДП-Ц (не то принимает).

Есть два варианта "нормальной" отработки ситуации. Во-первых, распечатать информацию всех каналов на входе КДП-Ц и, сравнив информацию, определить сбойный, во-вторых, связаться с КДП-А и совместно с ними с помощью тестов искать сбойный канал. Потом автономно определять на какой стороне сбой, менять платы, снова тестироваться. Минут за 10 справились бы. Я в такой ситуации оказался впервые, потому что, повторюсь, она возможна только в ЦУПе, на интенсивно принимающей информацию стороне. Доложил начальнику расчета, сообщил "на другой конец" и начал соображать, каким путем пойти. Сидящий за ПТУКом (пульт технического управления и контроля) системы Саша Кубасов (окончательное решение за ним) принял свой вариант решения возникшей проблемы. В отличие от меня он в ЦУПе старожил, видимо такое уже проходил. Он поступил довольно просто. Подошел к соответствующим шкафам и начал поочередно отключать каналы, пока мы не нашли тот, который давал неприятный эффект. Справились за минуту без привлечения аэродрома, правда, оставшись без одного канала связи, но с нашим резервом можно было не обращать на это внимания. Это была единственная неприятность с аппаратурой, причем я так и не узнал, нашей или аэродромной.

Помню, как удивило изображение по одному из каналов телевидения. На мониторе какая-то белая клочковатая вата. Что бы это значило? Долго смотрел, пока не дошло, что это - изображение с камеры, установленной на месте пилота Бурана. Земля, покрытая облаками.

На витках немного расслабились, попили чайку.

Главный вопрос для меня был решен положительно - "Буран" на орбите, больше переносов старта не предвидится, меня в Москве больше ничто не задерживает. Подписал графу "убытие" в командировке - соответствующее руководство с нами в аппаратной, сбегал в канцелярию, поставил печать.

Посадка. К этому готовились, этим жили столько лет. А вспомнить практически нечего. Слишком все быстро. Не до телевидения. Все внимание на аппаратуру, технологические таблицы на мониторе, на лампочки пульта управления системой. Лишь бы не было сбоя, отказа. Конечно, за несколько секунд устраним, но слишком дороги могут быть эти секунды.

Краем глаза слежу и за "Бураном". Я ожидал увидеть то, что тысячи раз видел на наших мониторах при моделировании посадки, на испытаниях - заход на цилиндр рассеивания энергии, красивый сход на цилиндр выверки курса... А тут... Прямиком через весь экран, почти через центр ВПП (это, кстати, для КДП-А самый неприятный случай, потому что на больших высотах над полосой - воронка зоны видимости обзорного локатора, а ТРЛК, имеющие синхронизацию антенн с разницей 180 градусов и разнесенные друг от друга на сотню километров, этот участок "засвечивают" практически одновременно, отсюда - максимально возможные перерывы в темпе обновлении информации), вектор экстраполяции указывает куда-то в чисто поле... Резкий разворот вправо... И вот уже заход на полосу... Все...

Вообще все ... Полностью все... Абсолютно все... МЫ ЭТО СДЕЛАЛИ!!!

Дальше был битком забитый обитателями всех аппаратных ЦУПа главный зал управления, ликующие лица, снимающее телевидение, плывущие на табло поздравления наивысшего руководства страны...
Мы только что вернулись из космоса, мы все были первым и последним экипажем "Бурана"...
Ну а потом то, что должно быть после того, как ТАКАЯ работа успешно выполнена полностью и до конца. Небольшие посиделки с гранитовцами, потом заехал к Колесниковым - байконуровским друзьям уже отошедшим от "Бурана" (это Саша Колесников на КПП когда-то тянул вверх туз вместо пропуска). В Болшево добрался только на следующее утро, но самолет на Владик после обеда, так что все было в порядке.

*      *      *     *

На том, можно сказать, все и закончилось. До марта 1990 работал? (знак вопроса на своем месте!) на запасном аэродроме в Хороле. Это был уже полный застой. Боевая, сплоченная команда, прошедшая ВНИИРА, Байконур, способная сделать (и сделавшая!) из комплекса "конфетку" за пару месяцев, сидела и, на что-то еще надеясь, год за годом ждала "у моря погоды", полетов, испытаний. Дождалась закрытия темы, объекта...

На память о годах, отданных "Бурану", осталась запись в трудовой книжке "за большой личный вклад в выполнение программы 1К1 ...", памятная грамота от генерального конструктора "Вымпела" Г.Н.Громова "участнику разработки комплекса радиотехнических систем ... "Вымпел" ...", десяток значков, бирка члена боевого расчета. И, может быть главное, сознание того, что МЫ МОЖЕМ ВСЕ!

Сейчас, оглядываясь назад, конечно задаешься вопросом: "Не зря ли все это было?" Ведь живем мы сегодня без "Бурана" и ничего.
Наверное, нет однозначного ответа на этот вопрос. Просто у каждого есть свое мнение. Мое - за "Буран", и не только потому, что этой теме отданы почти девять лет жизни.
Думаю, что если бы не крутые повороты в жизни страны, мы бы имели сейчас лучшее космическое транспортное средство. Конечно, спарка "Энергия-Буран" для многократного использования в мирных целях, была нежизнеспособна (это мое личное мнение!). Ведь теряется носитель. Вытолкнуть в космос такой ценой "Буран", чтобы уже он что-то вывел на орбиту?
Но сделанное было лишь промежуточным этапом.
Нужно вообще вести работы по освоению космоса? Безусловно.
Нужен стране мощный носитель? Конечно.
Нужен многоразовый космический корабль? Несомненно.
Если на каком-то этапе, испытывая и то, и другое, их объединили в единую систему, тоже ничего плохого нет. Следующим логическим шагом должно было быть создание многоразового, возвращаемого носителя (автоматическая посадка "Бурана" один из шагов к этому!), поистине полностью многоразового космического комплекса. И в нашу бытность на полигоне об этом уже шла речь.
А разве зря были проделаны работы по автоматической посадке "Бурана", посадке без права на ошибку, без возможности уйти на второй круг?
Престиж страны - вообще отдельная тема и тоже чего-то да стоит.

Нет, не зря все это было!
И, может, потому мы сейчас ТАК живем, что о "Буранах" забыли? Забыли, что МЫ МОЖЕМ ВСЕ!

*      *      *     *

А закончить я хочу так.
Мне верится, что пройдет время, и какая-нибудь "летающая тарелка" или какой-то совсем немыслимый сегодня аппарат, будет взлетать и садится по желанию людей столько раз, сколько им будет нужно и туда, куда они захотят. И на его борту будет написано гордое имя нашей "птички" -