В начале января 1982 г.
меня вызвал С.А.Афанасьев. Я приехал из
Днепропетровска и поздно вечером был принят
министром. В нашем Главном управлении знали о
вызове, но о причине не обмолвились. Сергей
Александрович сказал: "Видимо, будет тебе
предложение от В.П.Глушко перейти к нему первым
заместителем и главным конструктором
"Бурана", мы заинтересованы в твоем
переходе: надо Глушко помочь - мы тебя
поддержим".
КБ "Южное", работая над блоком
А этой системы, имело полное представление о
состоянии разработки и проблемах, которые стояли
перед королевской организацией в создании
"Бурана".
На следующий день после разговора с
С.А.Афанасьевым я встретился с Игорем
Николаевичем Садовским, который был главным
конструктором "Бурана". Вроде (по нашей
оценке - со стороны КБЮ) сильный, грамотный
проектант, вполне уверенно выполняющий свою
роль, и мне было не совсем ясна причина его
устранения. Игорь объяснил просто: надоели
проектные заскоки Глушко в нашей ракетной
области. У Садовского было несколько серьезных
ссор с Глушко, как он сказал, и после последнего
столкновения Игорь Николаевич подал заявление
министру с просьбой об отставке. При этом Игорь
Николаевич не хотел идти ни на какие компромиссы
с Глушко. "Тебя мы ждем, будем работать," -
сказал Игорь. Я предложил ему в сложившейся
ситуации остаться моим первым заместителем - это
было просто необходимо для сохранения
преемственности в разработке. Главные
конструкторы ведь любят все менять по-своему.
"Хорошо, что космическая наука у
нас никогда не ходила строем. Делая одно дело,
конструкторы мыслили по-разному, отстаивали
разные технические идеи," - как-то сказал
Е.А.Сиволодский - наш "главный химик" по
топливам. И людьми они были разными, со своими
характерами. У каждого, наряду с огромными
достоинствами, имелись свои недостатки, свои
нормы жизни и даже причуды. В своих спорах они
иногда напоминали известных персонажей Д.Свифта
из "Путешествий Гулливера", спорящих, с
какого конца следует очищать от скорлупы яйцо - с
острого или тупого. Примеров споров такого рода в
многолетней истории авиационной и ракетной
техники чрезвычайно много. В разработке большого
масштаба неопределенности в направлении, споры,
а попросту раздрай, особенно на стадии, когда
прошло уже более пяти лет работы, всегда не были
полезными. Лунная программа Н-1 - тому пример.
И.Н.Садовский согласился с моим
предложением и еще раз подтвердил, что будем
работать дружно. От Глушко не было ни звонков, ни
вообще каких-либо признаков необходимости
встречи.
Через пару дней по плану должно
было состояться заседание Группы оперативного
руководства. По одному из вопросов мы готовились
докладывать как представители КБ "Южное". Наша
небольшая делегация КБ и завода прибыли в Подлипки. Когда все рассаживались в зале
заседаний, Глушко попросил меня сесть рядом с
ним. Шел обычный разбор. Не дожидаясь конца
заседания, Глушко пригласил меня к себе - в
королевский кабинет. Сходу дал язвительно
негативную характеристику Игорю Николаевичу и
сказал: "Этот нарыв созрел - надо вскрывать. Я
предлагаю Вам взяться за разработку
"Бурана". Дальше шли всякие обещания, посулы,
которые, кстати, кроме одного, Глушко не счел
необходимым выполнить. Я попросил, зная
В.П.Глушко лично и по характеристикам его же
коллег, предоставить мне полную
самостоятельность и независимость в действиях. В
свое время Михаил Кузьмич говорил, когда
назначал меня главным инженером: "Работай
самостоятельно, делай ошибки - мы тебя
поправим..." Янгель, действительно, не имел
привычки опекать, тем более мелочно. С ним было
интересно работать. В основе стояло творчество,
но и творчество не бывает без ограничительных
преград верхнего уровня. Важно чтобы ограничения
не переходили зримого предела.
Глушко принял мои условия. Надо
сказать, что в течение всего времени работы под
его началом я не ощущал авторитарного давления.
Но на момент разговора с ним я не знал другого:
структура разработчиков в КБ изменилась
коренным образом. Об этом мне стало известно
только тогда, когда я приступил к работе в НПО
"Энергия".
В декабре 1981 г. Л.И.Брежнев в день
своего рождения подписал постановление о
мероприятиях по улучшению организации работ по
"Бурану". Срок выхода на
летно-конструкторские испытания оставался
прежним - 1983 г. О том, что Генсек подписал это
постановление в день своего
семидесятипятилетия, Глушко часто подчеркивал
при выступлениях на Совете главных. Как было
положено, с выходом постановления начались
мероприятия местного плана. В том числе в ОКБ -
разработка орбитального корабля была передана в
орбитальное управление (тогда эта мощная группа
подразделений именовалась "служба №17").
Служба, занимающаяся ракетой, имела номер 16.
Подразделения, ранее подчинявшиеся
Садовскому, уводили из-под прямого влияния
главного конструктора "Бурана". Надо
сказать, что Садовский согласовал приказ.
О.Н.Шишкин объяснял этот акт тем, что таким
образом удалось привлечь к разработке
"Бурана" основную часть ОКБ, которая в самом
начале относилась к ней негативно. В результате
единая система была расчленена в разработке.
Разработчики корабля, долгое время работавшие
вместе с Садовским, считали это правильным и,
более того, высказывались во всеуслышание, что их
деятельность находит в среде разработчиков
орбитальных систем понимание и поддержку.
Сквозила даже критика организации работ по
кораблю в кусте Садовского. Назревал антагонизм
в коллективе ОКБ. В рабочем составе это было
малозаметно - больше в элитной части. В общем,
было неясно, почему надо было разделять
разработку, а не передать ее целиком в одни руки -
руководству орбитальных систем... Возвращаюсь к
тому времени. Если бы я знал, что в канун моего
перехода в королевском КБ произошла такая
перестройка, то, скорее всего, не дал согласия на
работу с Глушко. Поздний опыт, приобретенный
мною, говорит, что никогда нельзя принимать
поворотное решение в жизни, не имея полной
информации и оценки реального положения. Правда,
в крупных делах логика договора основывается на
честности партнеров. Видимо, бывают исключения,
или мы тогда друг друга не поняли... Я дал
согласие, оговорив, что надо посоветоваться с
В.Ф.Уткиным. Позвонил - Уткин не давал мне совет
отказаться от предложения Глушко. И еще звучал в
памяти совет Янгеля: "Если так получится, что
тебе придется работать с кем-то из знаменитой
шестерки, то не попадай под Глушко...". Я шел
вопреки совету Михаила Кузьмича.
Слов нет, Глушко - и основоположник,
и зачинатель ракетной техники в стране, и твердый
проводник своей линии, но, как и все смертные,
имел черты, не позволявшие, например, мне
установить с ним доверительные отношения.
После истории с размолвкой
В.П.Глушко и С.П.Королева, когда Глушко стоял на
грани изоляции со стороны королевской
организации, Г.А.Тюлин и В.П.Глушко приехали в
Днепропетровск. Георгий Александрович открыто
разъяснил М.К.Янгелю, что Химкинское КБ может
остаться без работы. Кузьмич потом, пересказывая
нам это, призывал проектантов и конструкторов
найти глушковскому КБ твердое место в
разработках ОКБ-586. Настоятельную просьбу
проектанты не могли обойти и тут же предложили
участвовать в новой разработке
модернизированной ракеты Р-36. Глушко согласился,
но через некоторое время сообщил, что выполнить
условия запуска маршевого двигателя первой
ступени в рамках минометного старта невозможно.
Положение у ОКБ было безвыходное - мы обратились
за помощью к А.Д.Копопатову, к Воронежскому КБ, и
те сделали проект. Тогда вдруг прозрел Глушко и
настоял на возврате к себе разработки такого
двигателя. Надо сказать, что двигатель был
разработан глушковским КБ с полным выполнением
всех наших требований и, как говорится, на
высоком техническом уровне.
Еще один случай из многих. Это было
уже без Кузьмича. Случилось это в ракетных
войсках - в хранилищах появился диметилгидразин
несимметричный с примесью окислов железа. При
длительном хранении в некачественно
изготовленных емкостях произошла "порча"
компонента и в больших количествах. Военные
просили помощи и с надеждой ждали решения о
возможности его дальнейшего использования по
назначению. Мы оповестили разработчиков
двигателей - Глушко и Конопатова - и просили дать
заключение. А.Д.Конопатов откликнулся
незамедлительно, проведя в короткое время
исследование компонента и огневое испытание
двигателя. Глушко после непрерывных звонков
наших двигателистов ответил, что по результатам
исследований компонента методом
калориметрических трубок выявлено, что
энергетические характеристики ухудшились и
допускать компонент к прямому использованию не
следует. Мы сами у И.И.Иванова провели серию
огневых испытаний малых двигателей и пришли к
решению, что "порченный" компонент годен.
Таким образом, складывалось, что для второй
ступени и ступени разведения компонент годен, а
для первой - нет. Нет так нет. Доложили министру и
военным свое решение... Вдруг приезжает Глушко в
наше КБ, просит Владимира Федоровича Уткина
пригласить меня в его кабинет. Пришел. Глушко:
"Владимир Федорович, видимо, Ваши заместители
не считают нужным вводить Вас в курс важнейших
дел. Я провел исследования "порченного"
компонента, сделал огневой пуск по просьбе
Д.Ф.Устинова и принял решение допустить этот
компонент к использованию, а Ваши заместители до
сих пор должным образом не среагировали..."
Передо мной сидел не просто старший по возрасту,
но известный главный, иначе такой перевертыш не
остался бы без комментариев. В моей голове не
укладывалась такая... (уж, не знаю, как назвать).
Уткин знал реальное положение дел, потому что по
этому вопросу работало КБЮ, но переписка с
организациями велась за моей подписью. Уткин
аккуратно снизил накал. Но для меня осталось
неясным, с какой целью надо в чужой организации
устраивать "междусобойчик", как мы иногда
называли у себя такого рода ситуации. После этого
разговора осталась обида и недоумение.
Но вернемся к моему согласию.
Глушко, как только я подтвердил, что готов
работать по "Бурану", позвонил О.Н.Шишкину,
который, оказывается, находился недалеко, в том
же здании, в кабинете В.Д.Вачнадзе. Он был
назначен в 1978 г. Генеральным директором НПО
"Энергия". Глушко сдал ему все
административное руководство объединением.
Плановые, экономические, финансовые и кадровые
дела - все проходило через Вачнадзе. При передаче
власти было оговорено, что все принимаемые по
этим вопросам решения согласовываются с
Генеральным конструктором.
В кабинете Вачнадзе находился и
начальник управления по кадрам с
подготовленными анкетами, документами. Мне
оставалось только подписать их. Звоню домой жене,
она ответила: "Надо - значит надо..." А далее
круговорот - Московский областной комитет, ЦК,
коллегия, Д.Ф.Устинов и, в конечном счете, решение
Секретариата ЦК о главном конструкторе
"Бурана" и приказ о назначении первым
заместителем генерального конструктора НПО
"Энергия". Это был конец января 1982 г.
На следующий же день Группа
оперативного руководства во главе с О.Н.Шишкиным,
с В.П.Глушко и большим составом работников
министерства и конструкторов вылетела самолетом
НПО "Энергия" в Куйбышев на завод
"Прогресс". Это был запланированный,
очередной выезд Группы. Разбор состояния дел на
заводе и в КБ проводился на месте. Глушко
предложил мне подключиться сходу к работе этой
группы.
Каждый коллектив - это загадка. Нет
двух похожих. Характер коллектива складывается
со дня его образования. Личность руководителя
всегда накладывает отпечаток на всех его
сотрудников. На входе в главный сборочный цех
укреплена мемориальная доска С.П.Королеву. Здесь,
на этом заводе, рождались серийные
ракеты-носители на базе Р-7. Здесь
изготавливались все ракеты, на которых летали
наши космонавты, в том числе и ракета
Ю.А.Гагарина. На этот же завод была возложена
задача изготовления и сборки ракеты Н-1. Но
основная его база сборки крупногабаритных
конструкций находилась на Байконуре - там был
филиал завода "Прогресс". Его директор
А.А.Чижов руководил демонтажем Н-1 на полигоне,
потом был направлен на этот завод. Завод, который
сыграл видную роль в становлении авангардной
реактивной техники, рабочими руками, совестью
технологов и инженеров изготавливая мощнейшие
высоконадежные машины космоса, оставался в тени
светящегося ореола славы покорителей
комического пространства, хотя без этой
"пуговицы" или при ее плохом качестве вряд
ли бы состоялось триумфальное шествие.
"Прогресс" - это большой
талантливый и трудолюбивый коллектив. Прямая
причастность к делам С.П.Королева и работа с
королевским коллективом придала сотрудникам
значимость в их собственных глазах, сказывалась
проскальзывающая порой державность, но
преобладала все же скромность простых
производителей. Даже чувствовалась довлеющая
тональность подчиненности. Это впечатление
сложилось в первый день знакомства с заводом в
сравнении с живыми воспоминаниями о другом,
родном заводе "Южмаш".
Характер Днепропетровского завода
иной - в связке с КБ "Южное" он играл далеко
не подчиненную роль. Равный в разработке и даже
влияющий на разработку, "Южмаш" никогда не
был в тени событий. Технологические и инженерные
службы завода "Прогресс" практически без
критики принимали конструкторские решения.
Здесь чувствовалась твердая королевская линия
достижения непременной реализации задумки КБ. В
этом плане службы завода настраивались на
решение производственных и технологических
проблем, а не на примеривание их к возможностям
производства. Надо сказать, что их "инженерный
пот" давал практически всегда достойные
результаты. Например, внедрение нового
алюминиевого сплава 1201 для баковых конструкций
"Энергии" было осуществлено только на
"Прогрессе". Сколько было опасений, связанных
со свойством этого сплава, со сваркой. Ну,
конечно, вместе с ними работали конструкторское
бюро НПО "Энергия", Волжский филиал НПО,
институты отраслевые и всесоюзные. В конечном
счете, материал был освоен. Завод можно упрекнуть
только в том, что медленно разворачивалось
производство, медленно изготавливались
конструкции, не вовремя поставлялись
экспериментальные узлы и агрегаты на отработку,
но это свойство общее для производств.
Заказчику-конструктору всегда надо было быстрее
увидеть свое произведение, а у завода -
разноплановые трудности. Это все жизненные
ситуации. Завод "Прогресс" производил
хорошее впечатление.
Вновь образованное КБ, Волжский
филиал НПО "Энергия", возглавлял Борис
Георгиевич Пензин. Вместе с Д.И.Козловым они вели
на заводе работы по Н-1. Сам главный конструктор
этого КБ и его коллектив владели богатейшим
опытом конструкторской разработки
крупногабаритных ракет, приобретенным в
создании Н-1. Это уникальный опыт, которого не
было ни у одного конструкторского бюро отрасли. В
разработке ракеты-носителя "Буран"
сложилось, как и при Н-1, распределение работ
между московским КБ и местным - как между
конструкторским коллективом и проектным.
Проектное КБ Подлипок, служба 16, владела
основными проектными решениями, осуществляла
связь со смежными разработчиками (например, с КБ
"Южное" - по модульной части блока А, а сам
блок вели подлипкинские конструкторы, с НПО АП -
по системе управления, с КБ В.П.Бармина - по
наземному комплексу) и в конечном счете несла
ответственность за комплекс "Буран" в целом.
Куйбышевское КБ в самом начале было
ориентировано на конструкторскую разработку
центрального блока (блока Ц) и переходного блока
(блока Я), который изготавливал Сызранский
машиностроительный завод. Пневмогидравлическую
систему блока Ц разрабатывали в Подлипках,
водородную арматуру-автоматику тоже. Все
остальное вело КБ Б.Г.Пензина. Позднее это бюро
взяло на себя сборку пакета, то есть ракеты в
целом. Огромный букет проблем, связанных с
отработкой конструкции центрального блока., лег
на плечи этого небольшого коллектива. Козлов
выделил для размещения этого бюро несколько
комнат и непрерывно напоминал, что их надо будет
освободить. Завод помог, выделив некоторую
площадь в одном из цехов. Пензину министерство
обещало помочь строительством специального
инженерного корпуса. Это судьба всех филиалов до
тех пор, пока они не выходят на самостоятельную
дорогу.
На заводе строился новый цех для
сборки блока Ц, гидробоксы для проведения
прочностных испытаний баковых сборок, камеры для
испытаний баков при криогенных температурах с
заполнением жидким азотом. Волжский филиал НПО,
кроме того, отвечал за отработку авиационной
транспортировки крупногабаритных конструкций
блока Ц.
Первое впечатление, говорят, всегда
правильное. Сложилось представление, что КБ и
завод сделают свое дело, но им надо помогать.
Особенно необходимо было помогать
конструкторскому бюро, которое стояло на стыке
проекта с производством. Надо было расшивать все
возникающие у него вопросы. Только здесь, на
заводе, можно было представить размах разработки
и особенно масштабность конструкции.
Работа Группы руководства
продолжалась два дня. Все вернулись в Москву, а
мне предстояло добраться до Днепропетровска и
завершить переход в другую организацию.
Оформление не заняло много времени. В.Ф.Уткин
вместе с некоторыми руководителями пожелали
успехов и сказали, что, если что не получится,
ждут меня обратно... Тогда я не предполагал, что
мои коллеги позднее откажутся от своих
напутствий и пожеланий.
Мне предстояло знакомство с новым
коллективом. Многих я знал, но одно дело работать
с организацией параллельно и совершенно другое -
работать в ее составе. На одном из заседаний у
В.Д.Вачнадзе О.Н.Шишкин представил меня верхнему
звену руководства НПО. Пришлось держать короткое
слово перед собравшимися, обещая работать в
тесном содружестве и оберегать чистоту
творческого духа коллектива С.П.Королева. В этой
фразе я применил слова "хрустальный
коллектив", имея в виду чистоту, а мне потом
сказали, что кое-кто понял как обозначение
хрупкого и слабого. Входя в новую семью, следует
мерить свои слова не семь раз, а более...
Некоторые руководители
министерства оценили этот переход своеобразно:
"Раньше королевцы помогали кадрами другим
организациям, а теперь королевцам помогают
другие..." Это не прошло бесследно. В коллективе
пошли разговоры, что назначение этого
"новенького" не произошло без помощи
"длинной и волосатой" руки. Вдруг стало
ясным, что Губанов - родственник В.В.Щербицкого,
жена Губанова - сестра Владимира Васильевича. Да,
действительно, отчество моей жены - Васильевна,
но не более того. Можно было бы об этом не
говорить, если бы не серьезное восприятие этого
слуха в организации. Я не говорю "в
коллективе", потому что слухи плыли в элитной
части организации, а не в здоровом ее организме. Я
знал об этих слухах, но не обращал внимания, и
только через десять лет понял, чем жила эта часть
коллектива.
Дело в том, что в октябре 1991 г. в
"Литературной газете" Ю.Щекочихин в статье
"ВПК (большевиков).." устами П.Л.Короткевича
утверждал: "За программой СОИ стоял Бакланов, в
то время - министр общего машиностроения, его зам
- впоследствии министр Шишкин, зять Кириленко
Семенов, свояк Щербицкого Губанов, руководство
ВПК - родственники ... Каждый видел себя в новом
кресле после СОИ: Бакланов - секретарем ЦК, Шишкин
- министром, Семенов - Генеральным
конструктором." В статье Щекочихин под СОИ
видимо понимал советскую альтернативную
американской программу "Стратегической
оборонной инициативы", под ВПК -
Военно-промышленный комплекс, с добавкой
"большевиков", видимо, для острастки.
Короткевича Щекочихин так представил в своей
статье: "Его работа три десятилетия являлась
сверхсекретной. Год назад он хлопнул кремлевской
дверью, чтобы ночью 19 августа переступить порог
Белого дома. Сегодня один из создателей
"ядерного щита", Петр Леонидович Короткевич
впервые в своей жизни появляется на газетных
страницах." Наконец наша страна узнала
"создателя ядерного щита" с помощью
Щекочихина. Этого "создателя" не подпускали
к "щиту" даже на дальнее расстояние.
Короткевич работал в НПО "Энергия", какое-то
время слыл квалифицированным жестянщиком и
мастерски рихтовал смятые в авариях кузова
легковых машин, потом каким-то образом получил
ученую степень и... так далее - не хотелось бы
тратить на него время.
У медиков есть известная Клятва
Гиппократа. Есть ли у журналистов подобное
обещание не пороть чушь со страниц печати?! Стало
модным подавать в суд за клевету. Я хотел это
сделать, но потом решил, что быть свояком
Щербицкого - это не оскорбление, и само
упоминание его имени в каком-то общественном
разбирательстве стало бы неуважением к его
памяти. Что касается моей жены - то ее отец,
Филиппов Василий Демьянович, погиб в 1941 г. на
Ленинградском фронте.
Из этой истории, которая выплыла на
страницы центральной печати, я понял, что слухи и
интриги занимали серьезное место у авторитетов
этого КБ, в чем я убедился позднее.
Через неделю после окончания
работы Группы в Куйбышеве Межведомственный
координационный совет по созданию "Бурана"
во главе с С.А.Афанасьевым вылетал на Байконур. В
салоне самолета министр в присутствии
руководителей других министерств и военных
начал с В.П.Глушко разговор, необходимо ли и
целесообразно ли строительство стенда
динамических испытаний для "Бурана" на
полигоне. Это колоссальное сооружение, которое
было у американцев, а у нас нет. В.П.Глушко
мужественно отстаивал необходимость этого
стенда, в процессе спора он сорвался и разразился
площадной бранью. Слышать такую тираду из уст
Валентина Петровича было удивительно. Даже те,
которые не вникали в суть спора, были ошеломлены
и... рассмеялись. Разговор тут же прекратил
Афанасьев и, улыбаясь, обратился к Глушко:
"Давай лучше решим вопрос, кого ставить первым
заместителем Губанова...". Валентин Петрович
тут же отреагировал: "Только не Садовского".
"Мы другого мнения... А кого ты предлагаешь?" -
обратился Афанасьев ко мне. Я подтвердил, что
Садовский - это единственный вариант. "Так и
будет," - поставил точку Сергей Афанасьевич.
Выходя из самолета, Валентин Петрович меня
насторожил: "Вы многого, что творится в
коллективе, не знаете. Я здесь уже восемь лет. Вы
делаете ошибку". Потом, позже мы не
возвращались к этой теме: пошла работа - было
некогда.
Основной вопрос, который
рассматривал координационный совет на
Байконуре, это - строительство необходимых
сооружений для комплекса "Буран". В это
время на полигоне завершались работы по передаче
в эксплуатацию основного производственного
сборочного комплекса ракеты после демонтажа
всех технологических конструкций для Н-1 и шла
подготовка к приему нового оборудования для
изготовления и сборки блоков и пакета
"Бурана" в целом. Реконструировался старт
Н-1. Строился универсальный комплекс стенд-старт.
Началось строительство комплекса для сборки и
испытаний орбитального корабля,
монтажно-заправочного корпуса, стенда
динамических испытаний, комплекса
взлетно-посадочной полосы. Строились жилые,
гостиничные здания и модули для размещения
технического состава и рабочих. Это была
колоссальная строительная площадка. Командовал
строительной армией Константин Михайлович
Вертелов. Колоритная фигура. Строитель в силу
специфики своей работы всегда находится под
огнем критики и со стороны начальства, и со
стороны принимающих в эксплуатацию готовые
сооружения. Но строители - это и рабочие руки,
которые и в холод, и в жару возводили уникальные
сооружения.
Строители работали в паре с
Минмонтажспецстроем. Тоже уникальная империя.
Руководил ею министр Борис Владимирович Бакин.
Проводя разборы, Сергей Александрович относился
к строителям и монтажникам с уважением и никогда
не "давил" на них - всегда находил общий с
ними язык, но и не заигрывал.
Строительство велось не только в
полигонном регионе. Строились измерительные
пункты, станции наведения по трассе полета,
строились и реконструировались посадочные
полосы аэродромов в Хороле, на Дальнем Востоке и
в Симферополе как запасные аэродромы для посадки
"Бурана".
В промышленной зоне ракетного
комплекса "Энергия" - "Буран"
образовалось два производства: филиал завода ЗЭМ
и филиал "Прогресса", которые располагались
в самом начале в основном монтажно-испытательном
корпусе Н-1, на площадке 112. Филиал
"Прогресса" занимал пролеты со второго по
пятый. На инженерные службы "Прогресса"
возлагались обязанности полного обеспечения и
первого пролета, где располагалось производство
ЗЭМ, так как "Прогресс" был хозяином этого
гигантского сооружения, которое готовилось к
приемке технологического оборудования.
"Прогресс", в связи с неготовностью корпуса
сборки блока Ц в Куйбышеве, планировал вести
сборку на Байконуре. Даже клепально-сборочные
работы по изготовлению межбакового и хвостового
отсеков готовились вести здесь. "Прогресс"
основательно базировался на этих
производственных площадях.
Но по основному варианту
проектировалось сборку блока Ц вести в
Куйбышеве. Цель была ясна. Планируемый вначале
поток изготавливаемых ракет не мог
обеспечиваться сборочными площадями на
Байконуре. Для перевозки воздушным транспортом
разрабатывался и изготавливался самолет Ан-224
"Мрия". Но тогда до этого было далеко...
С вводом монтажно-испытательного
корпуса орбитального корабля филиал ЗЭМа
расширил свои владения, разместившись в этом
корпусе.
В самом начале работ на полигоне в
филиале завода "Прогресс", начиная с
демонтажа оборудования Н-1, подготовки
монтажно-испытательного корпуса, руководителем
от завода был Чижов, а затем Виктор Ефимович
Кравченко. Со временем образовалось техническое
руководство во главе с Григорием Яковлевичем
Сонисом и Ниной Ивановной Омысовой.
Специалисты-технологи высокого класса, они
организовывали все работы с конструкцией
сверхбольших размеров. Казалось, что они всегда
работали только с суперракетами. Позднее, с
перестройкой аппарата руководства филиалом
завода, Сонис после Н.С.Шуракова станет
директором этого филиала.
Центром общения и в определенной
мере координатором конструкторской
деятельности всех организаций, участвующих в
разработке комплекса "Энергия" -
"Буран", был Совет главных конструкторов.
"Совет главных", родоначальником которого
был Королев. Советы главных создавались во всех
конструкторских организациях, становились уже
неотъемлемым элементом сложной структуры
разработчиков. Однако, превращаясь в одну из
ячеек организации создателей, Совет по своему
стилю и характеру со временем менялся,
волей-неволей заражался формализмом. Совет при
С.П.Королеве, при М.К.Янгеле - это сбор первых лиц
разработки. Элита собиралась в кабинете главного
и вела обсуждение вопросов, которые ставил
главный или любой из них. Разговоры острые, часто
бескомпромиссные. К решению приходили почти
только благодаря искусству главного из главных.
Но если принималось решение, то этого решения
держались все без исключения и на любом уровне
руководства. В этом была сила такого Совета.
Почти всегда на Совете присутствовали
заместители министра и представители ЦК.
Принятое в этом кругу решение переносилось на
более широкий состав, но это было уже началом
формального проведения Совета.
В КБЮ после М.К.Янгеля главному
конструктору пришлось приложить много усилий,
чтобы удержать этот стиль. Главные - народ
чопорный в вопросе табели о рангах. Чуть какое
послабление - и на Совете уже не "первый", а
его представитель. Это ослабляло Совет, особенно
его решения. Совет в КБЮ удалось сохранить по
стилю и значимости.
В период разработки Н-1, при
Королеве, на Совет к нему ездил сам М.К.Янгель.
Правда, это было не часто. Михаил Кузьмич
участвовал только тогда, когда вопросы касались
нашего блока Е. При В.П.Мишине на Совет выезжали
уже заместители М.К.Янгеля. Совет при В.П.
представлял собой сбор большого количества
людей - присутствовали представители и ЦК, и
министерств, и Военно-промышленной комиссии.
Узкий состав собирался только изредка, когда для
принятия решения требовалась помощь авторитетов
"верха".
В.П.Глушко проводил Советы в
Подлипках регулярно - каждую неделю, в среду.
Возникли или нет острые вопросы, Совет
проводился по заранее составленному плану
работы на квартал, на полугодие и даже на год.
Собирался разношерстный состав в большом зале
заседаний. Совет более напоминал собрание, где
председательствовал главный конструктор.
Решение принимал Генеральный, и подписывал его
только он один, и называлось это "Решением
Совета главных конструкторов". Это стало
предметом разговоров вне Совета, критиковали
любое решение, принятое "одногласно"
-"единогласно". Падал авторитет решений и
самого Совета. Из "первых" мало кто приезжал
на Совет. Поэтому, когда надо было обязать
выполнить решение генерального, привлекалась
система верхних руководителей в любой форме -
совещания, указания, разбор на коллегии. Совет
превращался в своего рода бюрократическую
организацию. С 1983 г. пришлось внедрять подписание
решений всеми членами Совета, хотя это и
усложнило процедуру проведения, уже исключало
возможность возникновения спонтанного мнения.
Вводилась регламентация, контроль выполнения
решений Совета, поднимался уровень
подписывающих это решение и ответственность.
Многочисленность сбора оставалась - это был уже
порядок, который остался от такого рода сборов по
Н-1.
Организовывал работу, вернее вел
всю подготовительную работу Сергей Сергеевич
Розанов - ведущий конструктор, эрудированный в
существе разработки, скромный и чрезвычайно
трудолюбивый. Он загодя на планируемый период
составлял перечень проблем и вопросов, которые
следовало бы обсудить, устно согласовывал со
специалистами и главными и представлял
В.П.Глушко на утверждение. Этот план становился
канвой. Он рассылался в организации. Подготовка
Совета требовала подготовки решения по
обсуждаемому вопросу. Вокруг этого решения
начиналась возня. К Совету оно в основном
"подбивалось". Глушко знакомился, делал
замечания - и решение выходило на Совет.
Заседание проходило, как правило, монотонно, но
изредка возникали небольшие конфликты. Тут
В.П.Глушко отчитывал смутьяна, а если это был
"первый", то возникала перепалка. Но на
стороне Глушко был "верх", и это все знали,
поэтому в конце концов стороны несколько
ослабевали в споре на Совете, и решение по
затронутому вопросу выносилось выше, если не
находили компромисса в кулуарах. В основном
компромиссы находили в среднем звене обеих
организаций. Особо независимо и принципиально
вел себя Владимир Павлович Бармин. В их споры с
Глушко всегда вовлекались "верха", но Бармин
чаще всего одерживал победу.
Глушко вел Совет подчеркнуто
строго. Как-то я опоздал на начало заседания.
Глушко не начал работу Совета. Сидя за столом
президиума в огромном зале при большом
количестве присутствующих, молчаливо ждал
"нарушителя порядка". Как только я,
пригибаясь, изображая свое извинение перед
собравшимися, занял свое место, Глушко объявил:
"Ну, теперь начнем". Этот прием,
дисциплинирующий, но унижающий, - в характере
Глушко.
Сам Валентин Петрович был педант,
пунктуален и точен Все вопросы, которые его
интересовали, записывал в маленькую, примерно 5
на 3 сантиметра, записную книжицу. Там было все:
что он хотел спросить или сделать, кому что
поручено, и кто обещал что-то сделать. Когда он
открывал книжицу, значило - сейчас будет допрос.
Правда, их бывало не так много. Но пунктуальность
прежде всего...
Рассказывали, что Глушко однажды,
сев в машину, сказал шоферу: "У меня остается
мало времени - я опаздываю на коллегию в
министерство". Шофер засуетился, выехал на
осевую линию Ярославского шоссе и помчался, как
правительственный транспорт, постоянно сигналя. У
поста ГАИ машину остановил инспектор. Шофер
вышел из машины и пытался объяснить инспектору
ситуацию. Инспектор машину отпустил, конечно, но
время было потеряно. И когда шофер вернулся за
руль, Глушко ему заметил: "Я же сказал Вам, что у
меня нет времени, а Вы еще нарушаете правила
движения...." Можно считать этот рассказ
анекдотом, но в нем звучит настоящий Валентин
Петрович.
Советы главных, проводимые в
измененной нами форме, имели большое
положительное значение, так как с помощью
главных конструкторов и единственного секретаря
Совета не упускался ни один вопрос разработки.
Обсуждение же этих вопросов на Совете вовлекало
всех участников разработки в суть, в состояние
дел в целом, давая достаточно полное
представление о ходе работ. На Советах
рассматривались этапные работы: эскизные
проекты, технические проекты, предложения
правительству, результаты исследований,
перспективные планы работ. Королевская
организация - огромная, чрезвычайно плодовитая,
талантливая.
Иногда при решении некоторых
вопросов разработки Глушко обращался к аналогу
"Бурана": "Давайте вернемся к нашей
печке... А как это сделано на "Спейс Шаттле?" Это, я напоминаю, по
сути ответ на вопрос о похожести нашего
орбитального корабля на американский
орбитальный самолет.
В конце марта 1982 г. Валентин
Петрович предложил поехать в Центр управления
полетами, размещенный в ЦНИИМаше - посмотреть
принимаемую Центром прямую передачу старта
"Спейс Шаттла". Это был третий старт
"Колумбии". Оказывается, Глушко смотрел на
старт на большом экране ЦУПа уже третий раз - он
видел и первый пуск, и второй. В новинку было
интересно. А в принципе - ничего нового и
уникального, наблюдения такого рода опыта не
прибавляют. Старт "Колумбии" прошел
нормально... В зале сидели только мы вдвоем, на
галерке. Больше я в просмотрах не участвовал.
В июне-июле 1992 г. по приглашению
Космического центра имени Дж.Кеннеди,
находящегося на Восточном испытательном
полигоне на мысе Канаверал, я присутствовал при
подготовке одного из американских
"челноков", знакомился со сборочными
корпусами, стартом, с орбитальным кораблем и
экипажем, заглянул внутрь кабины.
Все, как у нас. Своя специфика, но
ракета есть ракета. Ее делать плохо просто
нельзя. Об этом полигоне и Центре - позже и особо.
Письма свои, и в основном в
"верха", Глушко писал лично. Было
удивительно видеть на уголке, где обычно
машинописное бюро отмечает рядового
исполнителя, фамилию "Глушко". Как правило,
главные считали это "не царским делом".
Главное - подпись. Много внимания Глушко уделял
своей авторской работе. Даже на полигоне, где
крутился людской водоворот, правил и писал свои
книги, энциклопедию...
Разработка двигателей первой и
второй ступеней находилась под особой опекой
В.П.Глушко - под авторским надзором. Советы
главных по этому двигателю он проводил в Химках,
там же проводились совещания министров. Это был
центр всей разработки: будет двигатель - будет
ракета. Ряд вопросов, которые необходимо было
решить в пользу ракеты, особенно по динамическим
характеристикам двигателя, по надежности и
срокам поставок, замыкались все же на Глушко. Он
всегда принимал сторону двигателистов. Может
быть, это и правильно, но таким образом ряд
требований приходилось внедрять с больными
разговорами. Однажды я письмом обратился в КБЮ,
акцентируя их внимание на недостаточность
отработки двигателя. На определенном этапе его
надежность еще была низка для поставок на блок А.
Создавался заколдованный круг: мы требовали
соответствующего уровня надежности от блока А,
КБЮ должно было выставить соответствующие
условия для двигателистов блока А, поскольку
техническое задание на разработку двигателя
выдавало КБЮ. Но двигателисты были в составе
нашего НПО и под крылом Глушко. Круг замыкался.
КБЮ так и ответило: "Разбирайтесь у себя
сами". В наступление ввязать их не удалось. А
споры с генеральным по этому вопросу проходили
неизменно с отрицательным для нас решением.
Вопросы выплескивались наружу. Создавалась
натянутая ситуация. Михаил Рувимович Гнесин
часто успокаивал: "Все будет хорошо. Мы тебя
понимаем, но еще нет возможности. Мы доведем...
Будь уверен".
Главная особенность разработки, в
которой участвуют более тысячи создающих и
изготовляющих организаций, - это согласованность
действий или, по крайней мере, одинаковое
понимание исходных требований, положений и
взаимных обязательств. Любая авария случается
или в поле неотработанности агрегата (системы),
или на стыке двух контактирующих разработок. И
обязательно, как потом выясняется, из-за досадной
мелочи. Как говорил Аркадий Райкин, "все
держится... ни за что не догадаетесь... на
пуговице!"
В конце октября 1986 г. разразился
скандал по поводу неудовлетворительных
результатов прочностных испытаний силового
пояса орбитального корабля в зоне нижних связей
с ракетой-носителем, проведенных у
Г.Е.Лозино-Лозинского. Из-за разного понимания
записи в соответствующих "согласительных"
документах по схеме силового сопряжения были
проведены прочностные испытания без учета
реально действующих нагрузок. В схеме нижней
связи существовал элемент ракеты, который в
совместной силовой композиции "ракета -
корабль" при внешнем нагружении включает
часть, прилегающую к шпангоуту в этой зоне
обшивки корпуса корабля, в силовую схему нижней
связи. Поэтому при действии внешней продольной
силы в этой части конструкции орбитального
корабля, замыкающей силовую связь, возникают
дополнительные внутренние распорные усилия.
Внутренние усилия, возникающие в элементах
конструкции, определяются расчетным путем.
Достоверность расчета должна была проверяться
путем прочностных испытаний орбитального
корабля с имитацией конструкции связи.
Статические испытания корабля были проведены
без имитации, на жестких опорах, что не позволило
своевременно выявить несоответствие расчетной
схемы фактическому характеру работы элементов
связи корабля. По этим результатам предстояло
серьезно менять силовую схему корпуса корабля.
Проблему разрешили сами прочнисты, несколько
изменив конструкцию элементов связи на ракете.
Что интересно, по тем же исходным данным КБ
Д.А.Полухина рассчитывало и испытывало в
соответствии с протоколами "Скиф ДМ",
предназначенный для полета на ракете 6СЛ, не
претерпевая никаких изменений. Вывод один - надо
докапываться до "нутра" всех расчетов и
проектов, до исходных требований к сопряженным
системам.
Мы стремились с самого начала
наладить тесный контакт со всеми смежными
разработчиками. Выезд в конструкторские бюро для
решения всех вопросов или, по крайней мере,
определения порядка и сроков решения
возникающих вопросов стал правилом. Это
называлось "ОТР" - оперативное техническое
руководство.
Ближайшая для нас организация -
Волжский филиал НПО "Энергия". Вместе с
Борисом Георгиевичем Пензиным определили
порядок обсуждения и решения возникающих в его
КБ вопросов. Специалисты Куйбышевского КБ
заранее готовили перечень вопросов, их суть, и
кто из специалистов головного КБ должен быть при
решении этих вопросов. В первое время их было
очень много. На самом деле, наше КБ - автор
проекта, а филиал - конструкторская организация.
Не все, что в голове у проектанта, отражено в
переданной документации. Трудяги Волжского КБ
иногда путались и в многочисленных коридорах
головного КБ, добиваясь ответов на свои вопросы.
Первый наш рейс в Куйбышев был
полностью забит авторами из Подлипок. Целый Ту-134.
Хорошо, когда есть свой самолет. Прилетели все с
условием не улетать, пока не закроем все вопросы
с конструкторами и производством. Работа пошла.
Последующие рейсы уже были не такими
многочисленными, а даже позднее совмещались с
выездами Группы оперативного руководства
министерства во главе, как правило, с
О.Н.Шишкиным. Со временем вопросы не исчезли
полностью, но их становилось существенно меньше.
Борис Георгиевич подобрал себе
толковых, исполнительных помощников, каждый из
которых в своем направлении был корифеем.
Геннадий Григорьевич Романов -конструктор и
руководитель сборки и испытаний ракет; Александр
Алексеевич Маркин - испытатель, руководитель
комплекса по системе управления; Анатолий
Владимирович Андреев - прочнист, практически вся
программа велась его службой в тесном
взаимодействии и под руководством Александра
Васильевича Кармишина, руководителя отделения
ЦНИИМаша; Эдуард Николаевич Щербак -
руководитель комплекса экспериментальной
отработки, "хозяин" криогенного стенда,
энтузиаст своего дела.
Творцом производственной
организации и технологии на "Прогрессе" был
главный инженер Вадим Николаевич Ментюков.
Большой, квалифицированный состав специалистов
завода по сборке, сварке, механической обработке
крупногабаритных конструкций работал совместно
с КБ Пензина и проектантами НПО. В освоении новых
теплозащитных и теплоизоляционных материалов
сыграла заметную роль Лиана Андреевна Яковлева.
Длительное время работая в
контакте с этим КБ и Б.Г.Пензиным, который в свое
время создавал Н-1, я понял, что коллектив
способен на самостоятельную авторскую
разработку блока Ц. Я предполагал через
некоторое время переложить на филиал все работы
по "Энергии" в целом. Ввести Пензина в круг
головных разработчиков, дать ему, да и всему КБ,
возможность развернуться, стало целью.
У Днепропетровского ОКБ-586 в свое
время было много филиалов - в Омске, Перми,
Красноярске. Само ОКБ-586 начинало свою
деятельность как филиал ОКБ-1. Все эти филиалы
позднее стали самостоятельными
конструкторскими организациями. Это непреложный
закон творческого роста.
Ориентируясь на расширение прав
Волжского филиала, я полагал основную силу
головного КБ, которая проектировала
сверхтяжелые ракеты, направить на проработку
комплексов перспективного направления, на
совершенствование работ, а конструкторское
сопровождение в производстве поручить КБ
Б.Г.Пензина. В.П.Глушко не поддерживал наших
планов.
В конце августа 1983 г. на завод
"Прогресс" прибыл Д.Ф.Устинов. В это время он
обычно отдыхал в санатории "Утес". Загодя
прибыла вся команда. В разборе участвовали
министры, военные, главные конструкторы. Дмитрий
Федорович обошел все строящиеся цеха, поговорил
со специалистами и рабочими.
После доклада в кабинете Чижова о
состоянии дел по "Энергии" Дмитрий
Федорович задал практически один вопрос:
"Слушай, а что вы делаете по "Вулкану"?"
При этом он попросил у Леонида Васильевича
Смирнова закурить. Смирнов давно уже не курил.
Кто-то услужливо предложил Дмитрию Федоровичу
сигареты. Рядом сидящие упрекнули: "Нельзя
же...". Устинов задымил. Я ответил: "Мы в
настоящее время не можем начать работу по
"Вулкану". Потребуется вложение больших
средств, но строительство, которое ведется на
"Прогрессе", идет с учетом "Вулкана".
Дмитрий Федорович: "А какие размеры
центрального блока в отличие от "Бурана"?"
- "Длина блока должна увеличиться на 15-20 м", -
вставил Пензин. "Вы что, не хотите заниматься
"Вулканом"?" - пошел на обострение Смирнов.
- "Нет, мы планируем работы по "Вулкану", а
то, что Борис Иванович говорит без уверенности,
не значит, что "Вулкана" не будет, " встал
со своего места Глушко. - Если у главного
конструктора нет желания, я его заставлю...".
Толкнув меня всем корпусом в бок и улыбаясь, он
добавил: "Несмотря на разницу в весе". Все
заулыбались. Совещание завершалось. Смирнов:
"Вы делаете ошибку...". В.Г.Красавцев: "Ты
это опрометчиво".
Остались одни. Глушко: "Борис
Иванович, неужели Вы не понимаете, что когда
лидер наших работ предлагает более сложные
планы, надо соглашаться. Не каждый год
правительство может позволить себе эту роскошь.
А что будет, если не станет Дмитрия Федоровича?
Учтите - в жизни так не бросаются
перспективой...". Да, это был исторический урок.
Кто знал, что уже через год Дмитрий Федорович
уйдет из жизни, а через десять лет в сторону
"Энергии" будут плевать и обвинять его и нас
в "неоправданных" затратах. Это будут те, кто
не попал в "космический" водоворот.
А "Вулкан", напомню, должен был
открыть дорогу в дальний космос, к Марсу и другим
планетам Солнечной системы. "Вулкан", по
проекту, выносил на опорную орбиту 200 т
полезного груза.
КБ Пензина вело многие работы
самостоятельно: отработку автоматики, правда,
кислородной, всю технологию центрального блока,
прочностные испытания и много всего, что связано
с обычной конструкторской работой. Пензин
поддерживал строгость в выполнении
конструкторских требований. Такого рода
твердость всегда в производстве встречает
негативное отношение к конструктору и, напротив,
любое послабление расценивается как смелость и
решительность. "Популизм" в этом вопросе
коснулся и Глушко. Для него как для Генерального
готовились просьбы о послаблении твердых
требований Бориса Георгиевича. Глушко, с подачи
министерского руководства, скатывался к таким
решениям, которые заставляли Пензина
справедливо возмущаться. Назревал конфликт.
Мы с Б.Г.Пензиным прошли почти
пятилетний путь, ракета 6СЛ уже готовилась к
пуску, и вдруг он подал заявление об отставке. Это
было неожиданно. Бескомпромиссная просьба
объяснялась состоянием здоровья. Действительно,
в последнее время он иногда оказывался в
больнице с повышенным давлением, а ему было
всего-то около шестидесяти лет. Видимо, это было
принципиально важным. В защиту Пензина я должен
был бы тоже подать в отставку... Борис Георгиевич
был тверд и убедительно говорил о состоянии
здоровья как о единственной причине. Потом, после
пусков, ему, как и многим, кто работал над
"Энергией", ничего не досталось - ни
благодарности руководства, ни наград тем более...
Как-то в Куйбышеве, когда я был там уже в
девяностых годах, он, уже пенсионер, просил
устроить его где-нибудь в Москве, ближе к
"Энергии". Ни он, ни я не знали, что мне самому
осталось находиться около этой ракеты не более
года... КБ так и не стало на путь самостоятельной
деятельности.
КБ "Южное", приняв техническое
задание на разработку модульной части блока А и
согласовав все "увязочные" протоколы и
документы, вело работы самостоятельно. Причем
все работы по изготовлению экспериментальных
блоков и блоков для летных испытаний по решению
КБЮ финансировались напрямую по договору с ЗЭМом
(НПО "Энергия"). Все проблемы
своевременности поставок модульных частей
регулировались между двумя заводами. Эта схема
для Южмаша была не новой, поэтому каких-либо
препятствий не встречала.
Поставка модульных частей к началу
сборки первых экспериментальных ракет
"Энергия" осуществлялась прямо на Байконур,
где производство Ю.И.Лыгина вело сборку блоков А.
Южмаш предупреждал, что при развертывании
серийного изготовления ракеты-носителя
"Зенит" (с увеличением их количества в
производстве), модульные части должны найти себе
новое место. Поэтому началось разворачивание
производства блоков А и двигателей первой
ступени в Омске, в ПО "Полет", где директором
был В.И.Зайцев. В первую очередь запускался в
освоение двигатель РД-170.
Объединение "Полет" было
организовано на базе предприятия, созданного в
1941 году. Этот завод во время войны производил
бомбардировщики Ту-2, истребители ЯК-7, Як-9,
позднее освоил производство бомбардировщиков
Ил-28. В течение одного года освоил и начал
изготавливать Ту-104. На счету "Полета" было 40
программ по международному сотрудничеству в
рамках "Интеркосмос", запуск индийских
спутников "Ариабхата", "Бхаскара-1" и
"Бхаскара-2", французского спутника "Снег".
Объединение изготавливает ракеты-носители
класса "Космос" - 65СЗ. Это жидкостная
двухступенчатая ракета длиной 35 м и
диаметром около 2 м. Выносит на опорную орбиту
высотой 400 км 1300 кг груза. С 1991 г. ведет
разработку глобальной низкоорбитальной
спутниковой системы связи., которая должна
состоять из 32-45 космических аппаратов,
расположенных на низких (1000 км) орбитах. В 1984
г. были проведены испытания изготовленной в
объединении уникальной двигательной установки
РД-170 для ракеты-носителя "Энергия". Освоение
производства этих двигателей потребовало
разработки и использования целого ряда новейших
технологий.
Ан-74. Предприятие имеет собственный
аэродром с взлетно-посадочной полосой первого
класса длиной около 3000 м.
За все время совместной работы с
КБЮ по созданию блока А возникла только одна
проблема - чистота внутренних полостей баков.
Впервые она стала предметом спора и обсуждений
после аварии на стенде в Загорске, когда первая
ступень "Зенита" при огневых испытаниях
сгорела и существенно пострадал сам стенд.
Второй раз проблема всплыла, когда в октябре
из-за знаменитого прекращения пуска
"Энергии" начался слив компонентов топлива.
При сливе кислорода из одного из блоков (20А) был
демонтирован забитый волоконными частицами
двадцатимикронный фильтр, установленный на
борту сливной магистрали. В этом случае крупных
споров не было. Дефект был устранен и на будущее
приняты соответствующие меры.
Завод экспериментального
машиностроения (ЗЭМ) НПО "Энергия" по блокам
А изготавливал все, чем необходимо было
дооснащать модульную часть блока,
изготавливающуюся на Южмаше. Это, прежде всего, -
носовая часть с узлом стыковки блока А с блоком Ц
в верхнем поясе связей, хвостовой отсек,
контейнеры для размещения средств спасения
блока (стеклопластиковые конструкции
контейнеров изготавливались на Сызранском
заводе пластмасс), сливные клапаны, система
рулевых приводов, внутрибаковые устройства.
Завод изготавливал большое количество
экспериментальных установок, так называемых
"ЭУ". Это были и модели ракеты в целом,
например, ЭУ-360 для отработки газодинамики
старта, и полноразмерные блоки А,
изготавливаемые по кооперации с Южмашем, для
отработки отделения блоков на стендах Загорска,
и клапаны, и автоматика. В общем, большой объем
работ. И в основном это работы, от которых
отказались другие предприятия. Такова доля
головного завода.
Центром организационной работы был
директор завода Алексей Андреевич Бори-сенко.
Толковый руководитель, честный человек. По
технологии, по срокам изготовления
ответственным был главный инженер завода
неутомимый Исаак Борисович Хазанов. В его
команде были главные специалисты, начальники
производств и служб: Владимир Ефимович
Гальперин, Анатолий Николаевич Андриканис,
Виктор Константинович Парменов, Александр
Петрович Педан, Борис Матвеевич Бочаров,
Владислав Анатольевич Ефимовский.
По первоначальным планам сборка
блока А должна была осуществляться на основной
базе ЗЭМа, в Подлипках. Здесь планировалось
развернуть испытательную станцию с таким
расчетом, что окончательно собранный и
проверенный блок А на полигоне будет проходить
только входной контроль и - сразу же на сборку в
пакет. В дальнейшем сочли целесообразным
развернуть сборку блока А на Байконуре, в первом
пролете монтажно-сборочного корпуса, на площадке
112 (Н-1). Образовалось производство, которым
командовал Юрий Иванович Лыгин, помогал Вячеслав
Иванович Кожухов. На них лежала еще задача сборки
орбитального корабля, которая велась в
монтажно-испытательном корпусе, на площадке 254.
Оба владели опытом сборки и подготовки к
испытаниям ракеты Р-7.
В тесном контакте с
"ракетчиками" работали "корабелы",
рыцари своего создания во главе с руководителями
служб: Владимиром Александровичем Тимченко,
Александром Васильевичем Васильковским, Борисом
Евсеевичем Чертоком, Борисом Ивановичем
Сотниковым, Юрием Михайловичем Фрумкиным.
Второе КБ, в которое мы
организовали рейды специалистов - это НПО
"Электроприбор", Харьков, разработчик
комплекса аппаратуры управления. Главным
конструктором НПОЭ был Владимир Григорьевич
Сергеев, который также прошел длинный путь с
ОКБ-586, с тех времен, когда Днепропетровское и
Харьковское конструкторские бюро вставали на
ноги после потрясений октябрьской 1960 г.
катастрофы. В.Г.Сергеев - человек сложного
характера, спонтанный, особенно при совместном
обсуждении проблем, непредсказуемый. Были
размолвки, были радости, были отклонения от
единого направления, но коли человек был
понимаем своим коллективом и не без успеха им
руководил, то это становилось главным. Однако
решать текущие вопросы с ним было сложно. Но
когда весной 1986 г. ему предложили уйти на пенсию,
мы ему сочувствовали. Смена руководства -
жизненный процесс. Главные конструкторы, как
правило, все же находились на посту до конца
своих дней. Предложение к отдыху "досрочно" -
это удар.
Большой группой во главе с
министром мы летели с полигона в Москву. Первая
запланированная посадка на нашем пути - Харьков.
Владимир Григорьевич знал, для чего прилетают
большие руководители. Встречал, широко улыбаясь,
суетился. День прошел в докладах о состоянии дел,
а второй разговор министра с ним - один на один.
Ну, а дальше - его растерянный взгляд,
сочувствующие и даже безразличные лица
остальных, бесполезные высказывания
"представителей" коллектива... Сергеев
подписал заявление.
Чтобы не забыть. В период закрытых
разговоров начальства с В.Г.Сергеевьм мы с Глушко
оказались в небольшом кабинете, ожидая команд.
Время тянулось медленно. В разговоре Валентин
Петрович незаметно перешел на личные темы.
Сначала о днях его деятельности в ГДЛ, а потом
прошелся по всей жизни. О заключении ни слова,
кроме того, как работал в Казани, правда, ничего
нового по сравнению с тем, что уже написано, не
рассказал, но его откровенность меня удивила: он
никогда не делился своими мыслями о личном, по
крайней мере, со мной. Михаил Кузьмич был более
открытым и часто делился своим личным с
собеседником... Глушко рассказывал, как первый
раз приобрел картину, получив большую премию за
разработку. Позднее у него образовалась своя
коллекция. Рассказывал, как из этой коллекции по
просьбе Н.С.Хрущева хотели купить одну известную
картину, потому что картина предназначалась в
качестве подарка кому-то за кордоном при
очередной поездке вождя - Глушко отказал.
Кстати, Николай Алексеевич Пилюгин
имел свое хобби - огромную фонотеку. У него
хранились как граммофонные, так и современных
записи на магнитных лентах. Он любил слушать
музыку на стереофонической аппаратуре. И, между
прочим, его коллегой был Н.А.Подгорный, с которым
они обменивались записями...
Глушко рассказывал о даче, которую
ему подарило правительство после завершения
работ по Р-7. Аналогичные презенты получила вся
знаменитая королевская "шестерка". Так вот,
оказывается, для Валентина Петровича эта дача
создавала некоторые трудности, и он хотел ее
вернуть, но это было не менее сложно...
Главным конструктором системы
управления ракеты-носителя был Андрей Саввич
Гончар.
Согласно первоначальным исходным
правительственным документам, головным КБ по
системе управления в целом было НПО АП -
объединение, которым руководил Николай
Алексеевич Пилюгин. Позднее было подключено
сергеевское КБ, и функции разделились между
этими двумя разработчиками. Харьковское КБ
отвечало за создание системы управления ракетой,
московское - за систему управления орбитального
корабля. Головным оставалось НПО АП.
Идеологом, теоретиком и
проектантом системы управления
ракетой-носителем у Сергеева был Яков Ейнович
Айзенберг. Он с рождения КБЭ работал в контакте
со многими организациями - разработчиками ракет,
с которыми связывала судьба КБ. Обходительный,
гибкий, не влезающий в "политику", он решал с
нами практически все вопросы по исходным началам
разработки. Его требования к нам сводились к
суммированию со стороны нашего головного КБ всех
заданий. Дело в том, что выданное Харьковскому КБ
задание на разработку непрерывно пополнялось и
изменялось. Эти изменения текли по многим
каналам - от наших проектантов, теоретиков и
кураторов разработки. Он часто обращал внимание
на то, что для принятия совместных решений в
нашем КБ ему приходилось проходить многие
подразделения. Поэтому в первый же наш прилет мы
установили такой же порядок, как и с Куйбышевским
филиалом. Готовили заранее все вопросы и
проблемы. Мы в нужном составе приезжали или
прилетали с вчерне обсужденными внутри
"наших" решениями, и начиналась проработка
вопросов. Работали допоздна. Предварительной
подготовкой и текущими связями с
конструкторским бюро занимались Владимир
Михайлович Караштин и Павел Федорович Кулиш, а от
теоретиков Павел Михайлович Воробьев. От них
зависело многое. Они ко всему прикладывали свое
желание и стремление наладить должную работу.
В.Г.Сергееву, как правило, докладывались
результаты согласования.
Позднее КБЭ руководил
А.Г.Андрющенко, но тяжелая болезнь рано вывела
его из строя. Я.Е.Айзенберг стал руководителем
этой организации. Она потом будет называться
"Хартрон".
Из основных проблем, с которыми мы
столкнулись в создании системы управления,
назову "зависания" или "заклинивания"
вычислительной машины, потому что эта проблема
встала во весь рост, когда ракета 6СЛ уже полным
ходом готовилась к полету. Конечно, если не
считать сплошного ряда проблем во всем процессе
создания системы, правда, они из разряда
"проектного и инженерного пота", но -
проблемы: вначале - увязка исходных данных,
моделирование, разработка бортовой
вычислительной машины, затем аппаратурное
исполнение - длительный и трудоемкий процесс.
Суть "зависания" бортовой
вычислительной машины заключалась в том, что
процесс работы останавливался, как бы спотыкался
в режиме самоконтроля, без перехода в режим
функционального управления системами. Этот
дефект проявлялся и исчезал
-"самоустранялся". Вероятность его
появления, правда, была чрезвычайно низкой, а
если учесть, что на борту находятся три такие
машины и система работает "по принципу
голосования" - "два из трех", то
вероятность проявления дефекта в полете была
очень малой. В.Г.Сергеев вышел к нам с
предложением допустить систему к летным
испытаниям. Был довод - статистическая оценка
вероятности проявления дефекта укладывалась в
требования по надежности к системе... Мы настояли
на продолжении поиска причины дефекта. После
длительных поисков и экспериментов на стендах
НПОЭ причина была найдена - она находилась в
неточной настройке тактов теста самопроверки и
функционального процесса машины.
На первых порах, кроме того, было
большое количество отказов приборов при
проведении испытаний входного контроля,
автономных и комплексных.
Бригада НПОЭ на полигоне,
работавшая с нами в монтажно-испытательном
корпусе и старте, была одной из многочисленных.
Работала слаженно, не считаясь со временем.
Бригадой руководили А.С.Гончар, В.А.Страшко -
терпеливые, сдержанные, контактные и, самое
главное, преданные делу люди.
В полете ракет "Энергия"
замечаний к системе управления не было.
Командные гироприборы
разрабатывались КБ В.И.Кузнецова (теперь НПО
"Ротор"). Здесь практическую работу вел
Илларий Николаевич Сапожников. Он осуществлял
связь КБЭ с нами. У него в организации мы были
раза два.
По наземному комплексу КБЮ
работало совместно с Ленинградским КБ - КБСМ,
Московским КБТМ. С организацией В.П.Бармина
работали над созданием шахтных стартов первых
наших ракет Р-12 и Р-14. Со временем связь как-то
затерялась. КБОМ работало в основном на Королева.
Отношения между НПО "Энергия" и КБОМ, в общем,
были нормальными, но весьма натянутыми между
двумя академиками. В этой связи наш выход в
организацию Владимира Павловича был встречен с
пониманием необходимости тесного контакта.
Вместо переписок, заявлений на совещаниях мы
регулярно собирались в кабинете В.П.Бармина.
Сейчас трудно вспомнить вопросы, по которым мы бы
не находили решений или компромиссов. В
подготовке всех этих решений главную роль играл
Николай Михайлович Корнеев - первый заместитель
Бармина, он собирал руководителей всех своих
проектно-конструкторских подразделений, и мы
совместно прорабатывали все нюансы. Бармину
выносились принципиальные решения.
КБ наземного комплекса
взаимодействовало с сотнями организаций,
начиная со строителей: с разработчиками наземных
систем, институтами криогенной техники,
разработчиками бортовых систем, с
машиностроительными заводами и военными. Этот
мощнейший комплекс предприятий мог управляться
только сильной организацией. В.П.Бармин и КБОМ
свою роль выполняли с успехом. Иногда казалось,
что Бармин усложняет оценку трудностей, но когда
поймешь, что у него за спиной целый отряд
разработчиков и изготовителей, причем разных
ведомств, к которым иногда без постановления
правительства не подойдешь, то приходится
уважать эту оценку. Чаще всего он защищал даже не
себя, а своих смежников.
Последовательно, вопрос за
вопросом мы расчистили путь в разработке и
наладили нормальные отношения, не зависящие от
всплесков разногласий у академиков. Позднее,
когда основные силы перешли на полигон, контакт
не ухудшился. Работами на полигоне от КБОМ
руководил Владимир Николаевич Климов. От нас на
повседневном взаимодействии находился Вячеслав
Николаевич Бодунков.
Двигателисты работали в четкой
канве тактико-технических заданий, в
отработанной системе взаимодействия. Вся их
деятельность была видна, как на ладони. За
созданием двигателей первой и второй ступеней
следили все - от нашего КБ, до правительственных
органов. Они были в центре внимания. На полигоне
каждая организация двигателистов имела свои
бригаду и базу.
От КБ "Энергомаш" неизменно
был заместитель В.П.Радовского Анатолий
Васильевич Сафонов, которого мы знали давно, еще
когда он в бригаде В.С.Радутного работал с КБЮ по
боевым машинам. Все решения, которые нам было
необходимо принять, от КБЭМ подписывал
А.В.Сафонов. Он их своевременно согласовывал,
докладывал на всех высоких сборах. Мы видели
только его, но за его плечами стоял мощный
коллектив.
От КБХА постоянно был Владимир
Сергеевич Рачук, он же стал главным
конструктором двигателя второй ступени у
А.Д.Конопатова. Трудолюбивый, спокойный, он
закрывал собой на полигоне все свое КБ. Решения
по проблемам взаимодействия всегда
инициировались и организовывались им.
Наша собственная работа в НПО
"Энергия" строилась на основе уже
сложившихся взаимодействий между
подразделениями. Первой и единственной
проблемой в начальный период была организация
ритма работы этих подразделений -
своевременности решения вопросов разработки и
изготовления, слаженности в работе со смежными
организациями, тем более, что основная работа
велась с сотнями коллективов.
Чувствовалась необходимость
создания коллектива ведущих конструкторов. Как
Королев говорил: "Ведущий конструктор - это
глаза и уши главного конструктора." Так, по
крайней мере, передавали сами королевские
ведущие. Это безусловно верно. В КБЮ ведущие
играли заметную роль, особенно в так называемой
матричной структуре управления - каждый вел свою
машину. Здесь, в НПО, машина вроде одна, но имелось
большое количество систем и смежников в
комплексе. Уследить за всем комплексом было
сложно - должна работать система руководства
разработкой. Нужны помощники. Подобрать
доверительный коллектив в новой организации и за
короткое время трудно.
Помог Вячеслав
Михайлович Филин. Я его знал еще по работе с
блоком Е для Н-1. Толковый, контактный, хорошо
знающий здешний коллектив. Я был рад, что
появляется помощь. Но сразу же натолкнулся на
свое "особое" положение главного
конструктора. Я должен был теперь согласовывать
со всеми инстанциями внутри организации его
перевод в службу 16. Это какая-то дикость - "руки
и ноги связаны, а рисовать надо..." Вот что
значит недоговоренность в правах главного. Я
думал, что главный - это главный... Согласовал с
кадрами, парткомом, экономистами, трудовиками, с
Глушко, с Вачнадзе... В руководстве запротивились
его назначению сразу заместителем главного
конструктора: ведь он только заместитель
начальника отдела " надо последовательно...
"Я обещал его взять заместителем главного". -
"Не положено". Так я впервые столкнулся с
реальностью своего положения. Филин не обиделся,
что я не отстоял своего же решения. Было ясно, что
тем более надо скорее привлекать к
организаторской работе человека, который хорошо
знает устав здешнего монастыря.
Дальнейшая комплектация ведущих
велась практически полностью Филиным. Группы
ведущих строились по предметному принципу. Одна
группа вела блок А, то есть организации,
связанные с разработкой этого блока, другие -
центральный блок и блок Я, систему управления и
наземный комплекс, экспериментальную отработку.
Отдельная группа вела планирование и разработку
графиков создания комплекса, которые потом
становились канвой принятия решений всех
вышестоящих организаций. Было организовано
экономическое и контрольное бюро. Проектные
подразделения были сложены по схеме: отдел
перспективного и комплексного проектирования и
отделы по блокам, которые вели увязку и их
разработку.
Подобрался толковый коллектив. Олег
Николаевич Синица, который вместе со мной
участвовал во многих высоких сборах, вошел в курс
дела и неизменно представлял нашу службу в
министерстве, Военно-промышленной комиссии, в ЦК.
Готовил документы для представления на верхний
уровень Увлекающийся проектант, аналитик.
Честный, скромный. Много курил... Сергей Сергеевич
Ершов - моторный организатор, трудолюбивый,
контактный. Вел работу по увязке всего комплекса,
помогал Филину в общей организации. Виктор
Дмитриевич Семенов вел блок А и все работы,
которые выполнял ЗЭМ. Юрий Павлович Антонов вел
блок Ц. Александр Николаевич Воронов
принципиальный, "зацепистый", от службы 16
вел работы по системе управления. Константин
Константинович Попов - правая рука Филина -
скромный, исполнительный - вел работы по
комплексу. Сергей Юрьевич Прокофьев, Андрей
Павлович Егоров, Михаил Константинович Иванов -
наши помощники. Леонид Григорьевич Фирсов -
мастер составления графиков. Владимир
Александрович Сафронов еще до моего прихода
составил положение о взаимодействии с
организациями-разработчиками.
Искусство разработки графиков на
основе сети событий с увязкой состояния на
"сегодняшний день" и точным расчетом
возможных итогов становилось главным в работе
ведущих конструкторов.
Каждую неделю в кабинете главного
конструктора проводилось
оперативно-техническое совещание руководства.
Исходя из моего опыта работы в КБЮ, это - просто
"оперативка". Но мы организовали работу так,
что это была не простая раздача поручений и
оценок работы. Начинали всегда с докладов
ведущих конструкторов. Они были
"забойщиками": давали оценку состояния и
выполнения работ всех подразделений КБ по
"Энергии". Доклады проводились с
демонстрацией графиков и документов. Вопросы,
которые должны были обсуждаться руководством,
заранее раздавались в подразделения, поэтому
решения и ответы по этим вопросам не были
спонтанными. Эта оперативка держала в курсе всех
событий, решений, направлений и давала
возможность высказываться всем участвующим в
работе. Когда отсутствовал главный, руководство
вел В.М.Филин или, при его отсутствии,
В.М.Караштин.
Постепенно все притерлось.
Организация работ превращалась в систему.
Сложнее было во взаимодействии на более высоком
уровне НПО. Над нашей службой с самого начала
лежала какая-то тень. Мы барахтались в путах
контролирующих, нормирующих, а самое главное,
выделяющих ресурсы. Я, как главный конструктор, в
этой системе организации работ должен был
добиться, или вернее, - доказать необходимость
нужного финансирования работ, а "добытые"
средства шли через длинную цепочку: главк,
руководство НПО, служба. Мы, как правило, получали
далеко не все "добытое". От того, какими
ресурсами располагает главный, зависит место его
разработки, особенно в такой многодельной
организации. Многие подразделения, не
подчиненные главному, взвешивали, на какой
уровень приоритетности ставить его работы. Это
усложняло организацию работ. Все зависело от
того, какое решение примет руководство.
Начались мои запоздалые стенания.
Требование необходимых прав вызвало у
руководства министерства, НПО и у генерального
конструктора досаду. Через полтора года они
разразились приказом по министерству, по
которому к моему длинному служебному
наименованию, кроме первого заместителя
генерального конструктора, прибавилось - первый
заместитель генерального директора НПО. Все это
номинально и издевательски. Было ясно, что
"потерявши голову, по волосам не плачут", что
положение в нужную сторону не повернешь.
Обсудили у себя в службе и "поехали" дальше.
Надвигалась основная работа - до пуска
оставалось немного времени и надо было завершать
отработку конструкции.
Особая роль в отработке огневых
систем принадлежала Загорскому НИИХимМа-шу.
Загорская стендовая база была образована в 1949 г.
Позднее эта база преобразовалась в НИИ-229, а затем
- в НИИХимМаш. На стендах этого института
проводились огневые испытания двигательных
камер кислородно-водородного двигателя РД-0120,
испытания моделей пакета ракеты "Энергия"
для исследования газодинамических свойств
старта и стенда-старта, огневые стендовые
испытания первой ступени ракеты "Зенит" и
модульной части блока А "Энергии",
исследования гидравлических демпферов
продольных колебаний. В числе основных работ
этого института находятся работы, связанные со
стендом-стартом, который входил в промышленную
зону ракетного комплекса "Энергии". На
стенде силами института должны были выполняться
огневые стендовые испытания центрального блока,
огневые технологические испытания блоков А и
пакета в целом.
Институтом руководил Юрий
Александрович Корнеев, его заместитель - Виктор
Павлович Сидоренко. Руководство стендом-стартом
возложили на Александра Александровича
Макарова, ближайший его помощник - Александр
Михайлович Свинарев. Макаров - крепкий, хваткий
хозяйственник, но более важные его качества - это
то, что он талантливый инженер-стендовик и
организатор. Команда стенда-старта подобралась
крепкая и основательная. По положению, она
работала совместно с военными коллегами - с
В.Е.Гудилиным. Эта команда проведет первые
огневые стендовые испытания центрального блока,
и эта же команда произведет первый пуск ракеты
"Энергия" - 6СЛ.
Многочисленный и сложный коллектив
филиала НИИХимМаша организовывал свою работу в
тех же условиях, что и филиалы "Прогресса" и
ЗЭМа. Но фундамент своего коллектива на стенде
они закладывали основательно. В числе первых
даже начали строить свою базу отдыха на
Сыр-Дарье.
Здесь же, на этом стенде-старте и на
старте, работала бригада НПО "Криогенмаш".
Сложное криогенное хозяйство, строительство и
сборка "шариков" - хранилищ криогенного
топлива, системы обеспечения компонентами и
управления были практически основной частью
стенда и стартов. Руководили работами Николай
Васильевич Филин и Олег Петрович Литовко.
До общей команды министра
"поехали..." работами по "Энергии" -
"Бурану" руководили О.Н.Шишкин в Минобщемаше
и Ю.Н.Коптев как начальник Главного управления
министерства по космическому направлению. Юрий
Николаевич Коптев - давнишний и опытный
аппаратный работник. Энциклопедическая память,
знание многих нюансов создаваемых в
министерстве систем и аппаратов поставили его в
положение незаменимого в руководстве
министерства. Промышленностью и технологией
производства ракет владел слабо, чувствовалось,
что и не хотел. Мастер "аппаратных игр". При
негативном отношении к "Энергии" получил
высокий орден Ленина за ее создание.
Василий Матвеевич Мешков, который
при Устинове работал еще в Министерстве
вооружения, рассказывал случай с награждениями.
Из Комитета обороны пришел приказ срочно
представить наиболее отличившихся к награждению
правительственными наградами. Дмитрий Федорович
поручил начальнику управления по кадрам
подготовить документы. Времени в обрез. Ажиотаж...
Приносит списки. В первом же списке на высший
орден в числе немногих - фамилия кадровика.
Устинов бросил списки на стол: "Убери свою
фамилию из этого списка!" Кадровик убежал. По
порядку оформления, список должен быть
перепечатан строго по алфавиту, с
соответствующей нумерацией. На это требовалось
время. Вновь приходит. Первый список - нет
замечаний. В списке на награды второго уровня
снова фамилия кадровика. Устинов рассвирепел:
"Ты что!..", и разорвал этот список. Кадровик
убежал перепечатывать. Приходит вновь. Его
фамилия была уже в списке на орден третьего
уровня... У Дмитрия Федоровича заскрипели зубы...
Но времени уже не было. Так список и ушел в
наградной отдел. Кадровик стал орденоносцем, как
раньше говорили.
На одном из заседаний по
марсианской программе у первого заместителя
министра в пылу спора я выпалил: "Вы, Юрий
Николаевич, - первый могильщик "Энергии".
"Не Вам давать оценку моей деятельности", -
отрезал он. Может быть, и не мне, но последующие
дела показали, что его руководство не привело к
триумфу перспектив использования "Энергии".
А может быть, он был дисциплинированным
исполнителем воли авторов погребения
"Энергии"...
Не случайно по первому заходу из
третьего главка - космического - выделилось
Главное управление по "Энергии" -
"Бурану". Во главе работ стал Павел
Никитович Потехин, его заместителем - Борис
Дмитриевич Остроумов. При них началась
конкретная работа в управлении разработкой, в
том числе промышленными предприятиями.
На полигоне, когда руководство
министерства выехало вместе с нами по общей
команде "поехали", образовалась в общем-то
новая форма руководства. Весь выехавший аппарат
расположился в административной части
монтажно-испытательного корпуса
ракеты-носителя. Организацией работ на этом
небольшом (относительно любого завода
министерства) производстве руководил министр.
Это напоминало время конца
сороковые - начала пятидесятых на
Днепропетровском заводе №586, когда Д.Ф.Устинов,
министр, месяцами пропадал там, ведя работу, по
сути, за директора завода. Его начальники главков
работали на местах начальников производств и
цехов. Тотальная мобилизация министерского
руководства. Деятельность министерства
подчинялась единой цели - становлению серийного
производства первых ракет страны.
Руководителями этого
монтажно-сборочного цеха были практически все
заместители министра. Здесь работали Олег
Николаевич Шишкин, Виталий Хусейнович Догу-жиев,
Александр Иванович Дунаев, Владимир Николаевич
Коновалов. Прямое руководство приносило пользу:
налаживалась реальная и ощутимая помощь всех
служб министерства - от технологии до
финансирования.
Павел Никитович работал, проводя
оперативки, осуществляя контроль и даже
расстановку кадров на рабочих местах, на каждом
участке. Графики, их выполнение в производстве, а
особенно своевременные поставки материальной
части из "центра" - из "Прогресса" - были
заботой П.А.Потехина.
Образовалась диспетчерская служба,
которая напрямую работала с диспетчерским
центром министерства. В аппарате министерства
работали представители почти всех главков.
Практически постоянно находился главный инженер
пятого главка Геннадий Васильевич Семенов. Я о
нем говорю особо, потому что он не только
организовывал работу по поставке аппаратуры
системы управления ракетой, но и взял в свои руки
организацию своевременного принятия
технических решений конструкторского бюро - КБЭ.
Взяв по нашей просьбе на контроль какое-либо
решение проблемы, он доводил его до реального
исполнения. Особенно остро было тогда, когда в
корпусе начались электроиспытания ракеты и было
большое количество отказов. Г.В.Семенову
доставалось больше, чем главным конструкторам и
директорам его управления, а у него был очень
солидный куст приборопроизводителей.
Нас даже освободили от участия в
работе коллегии министерства. Так называемые
"миниколлегии" проходили по нашим вопросам
прямо у нас, на полигоне. Необходимые приказы по
министерству готовились здесь же. Здесь же мы
планировали и готовили заседания
Межведомственного координационного совета,
который проводился регулярно под руководством
О.Д.Бакланова. На этот Совет съезжались многие
руководители, и многие вопросы помощи решались
на месте.
Военно-промышленная комиссия
Президиума Совета министров выполняла некую
формальную роль, утверждая подготовленные в
системе решения. Под формальностью
подразумевается отсутствие инициативного
влияния на ход событий, как это было в аппарате
Д.Ф.Устинова. Однако, поскольку через руки
Комиссии шло достаточно много документов, помощь
в своевременном выходе нужных поручений и
решений была, естественно, заметной. Особую,
рабочую роль играл Эмилий Михайлович Попов со
своими коллегами по отделу, который вел наше
направление. Они и подсказывали, и советовали, и
помогали нам.
Во все времена аппарат Оборонного
отдела ЦК (так мы упрощенно называли этот отдел)
был в центре событий высшего уровня. В отделе
работали Борис Александрович Строганов,
которого мы знали еще со времени работы по боевым
ракетам, Евгений Гаврилович Краснов, Александр
Сергеевич Моисеев. Особо о Вячеславе
Григорьевиче Красавцеве. Я знал его со времени
работы с блоком Е для Н-1, и когда пришлось
двигаться в общем строю создателей
"Энергии", он практически взял нас под свою
опеку. Его моторные, неожиданные и настойчивые
действия, особенно в организационных вопросах
разработки этой ракеты, даже нас удивляли своей
смелостью и знанием дела. Когда Вячеслава
Григорьевича не стало среди нас, мы
почувствовали, как он влиял на жизнь коллектива и
ход решения многих вопросов.
Мы всегда находили понимание и
помощь со стороны Украинского ЦК, секретаря КПУ
Василия Дмитриевича Крючкова и Владимира
Павловича Горбулина. Оба выходца из
Днепропетровского Южмаша и КБЮ до тонкостей
разбирались в состоянии дел по ракете
"Энергия". Украина и ее КБ, промышленные
предприятия тянули ощутимый груз в этой
разработке. Дело не только в таких организациях,
как КБЮ, КБЭ, КРЗ, завод "Арсенал", которые
были в ряду головных разработчиков. Наряду с ними
работали производства тяжелой и
судостроительной промышленности Краматорска,
Жданова, Херсона, Днепропетровска,
Днепродзержинска - всего более пятидесяти
предприятий республики. Мы неоднократно
прибегали к их помощи, и она была эффективной.
В Московском комитете нас
поддерживал секретарь комитета Михаил Иванович
Черепанов.
Для меня, правда, осталась загадкой
ситуация, связанная с одним кадровым лозунгом -
"кадры, как известно, решают все". Как-то в
аппарате ЦК мне предложили дать кандидатуру на
пост секретаря партийного комитета НПО для
обсуждения и выдвижения ее на решение партийного
актива, а затем конференции. Я назвал фамилию
одного из коренных работников КБ С.П.Королева,
которого знал давно и считал, что он будет
понятен всему коллективу. Вдруг, буквально через
день, звонят из ЦК и просят срочно приехать. "Ты
какие кандидатуры нам даешь? Мы считали, что ты во
всех вопросах серьезен, а ты предлагаешь
человека, который имеет в Москве две квартиры,
два гаража, в семье не все ладно, да и вообще
уготовил себе место в Автосервисе и в дальнейшем
не собирается работать в НПО "Энергия". Я был
поражен: рядом работает человек, а я не знаю, что
он из себя представляет. Приехал и с возмущением
бросил все эти вопросы на него. Тот от удивления
открыл рот. Я проверил все тщательно - и снова в
ЦК: "Кто же Вам принес такую наглую,
провокационную информацию? Я думаю, что это,
видимо, из недр НПО - иначе и не могло быть. Ну, кто
мог придумать такое?.." Мне с улыбкой ответили,
что пока я разбирался, "приняли другую
кандидатуру, более достойную". Может быть, эта
кандидатура и лучше, думал я, но зачем обливать
грязью другого, не имея на это никаких оснований,
и почему "мудрые" кадровики этого
почтенного органа с легкостью поверили какому-то
интригану. Расчет был, видимо, на ошеломление. Это
на самом деле было неожиданным. Остались
тягостные размышления: как это могло случиться в
таком "хрустальном" коллективе... Конечно,
этот специалист дворовых дел был одним из
"руководящих авторитетов". Коллектив,
безусловно, чист. Судьбу, к сожалению, вершат
часто нечестные, мягко говоря, люди. Но такая же
"честность" у тех, кто не отверг или, по
крайней мере, не проверил прежде, чем делать
вывод. Ведь проще было бы даже не предлагать мне
давать свои предложения по этому вопросу. Эпизод
"кадровой" истории так и остался для меня
загадкой... Откуда эти провокации типа
Щекочихинских? И это было...
Да... были и склоки мелкого
честолюбия. Вспоминается один, подходящий к
этому случаю, анекдот. На партийном собрании при
обсуждении кандидатуры секретаря
парторганизации вдруг из зала звучит голос:
"Как же его выбирать в руководители, если он в
семье не может наладить порядок - у него дочь
панельная девка...". Шум, возмущения и...
предложение - исключить его из партии. Кто за?
"Постойте, постойте, дайте слово. У меня вовсе
дочери нет, к сожалению...". Все взоры к
заявителю: "А ты что говорил?" - "Ну, я так, в
порядке обсуждения..."
До прибытия М.С.Горбачева в мае 1987 г.
на полигон с проверкой готовности космических
сил прибыл министр обороны, маршал С.Л.Соколов. Он
был назначен первым заместителем министра
обороны с приходом А.А.Гречко. После назначения
Д.Ф.Устинова он продолжал оставаться в этой же
должности. В 1984 году С.Л.Соколов стал министром.
Сергей Леонидович прибыл к нам в
монтажно-испытательный корпус, где мы ему
доложили о наших разработках и перспективах
дальнейшего развития сверхтяжелых
ракет-носителей. До этого в Москве наши планы мы
разворачивали перед Виталием Михайловичем
Шабановым, заместителем Соколова по вооружению.
Виталий Михайлович, чрезвычайно хорошо
подготовленный к обсуждению планов, не
высказывал каких-либо кардинальных замечаний, но
преложил проработать некоторые вопросы
использования наших носителей как альтернативу
американской системе. Причем как конструктор он
вел разговор на уровне разработчика. Сергей
Леонидович - военный и смотрел на коротко
доложенную программу внимательно, изредка
уточняя некоторые детали. Складывалось
впечатление, что он поддерживает наши
предложения, но считает необходимым обсудить их
более детально. В числе его помощников остался
бессменный помощник Д.Ф.Устинова - Илларионов
Игорь Вячеславович, весьма компетентный в
ракетной технике, они работали с Дмитрием
Федоровичем еще в ЦК.
Главным нашим заказчиком и
оппонентом был генерал А.А.Максимов. Александр
Александрович прошел большой путь с ракетной
техникой - от младшего офицера до командующего
космическими силами. Богатейший опыт, прекрасная
память до мелочей и понимание техники на уровне
проектанта. Доказательствам его решения
приходилось противостоять глубокими
исследованиями и проработками. Особая область,
которой он уделял большое внимание, - это
космические орбитальные системы. Участник
многих комиссий по летным испытаниям
ракет-носителей и космических аппаратов,
Максимов был заместителем председателя
Государственной комиссии по летным испытаниям
"Энергии" - "Бурана". В открытых
публикациях представлялся как "главный
специалист Министерства обороны". Он
действительно был главным специалистом. С ним
можно было спорить, и его можно было убеждать. Он
всегда искал логичный выход из любого спора. В
конечном счете он принял решение о допущении и
порядке проведения первого пуска ракеты
"Энергия".
Гору проблем заказчика и
разработчиков сдвинули мы с генералом
Владимиром Семеновичем Патрушевьм. В самый
сложный момент на нашем пути к пуску
"Энергии" - 6СЛ генерал подписал документ,
обязывающий всех двигаться в колее решения
главного конструктора. Это было непросто для
военного. В Главном управлении космических
средств не просто с осторожностью отнеслись к
предложению по пуску в полет стендовой машины, но
и активно возражали и отмахивались от реализации
такого варианта. В этом плане более
дисциплинированно исполняли решение
руководства генералы В.В.Фаворский и В.М.Брежнев.
Толково и с пониманием друг друга
работали мы с представителем заказчика
полковником Владимиром Николаевичем Чижухиным.
В то время, когда Б.Г.Пензин уходил на пенсию, мы
рекомендовали Владимира Николаевича главным
конструктором Волжского филиала КБ, но, к
сожалению, руководство в очередной раз не сочло
возможным пойти навстречу главному конструктору "Энергии". Чижухин нам больше помогал в работе,
чем "контролировал". В совместной работе с
военными мы поставили вопрос так, чтобы оценка
нашим военным коллегам давалась по
принципиальности их позиции в разработке. Мы
просили от них даже как можно больше замечаний,
но не "зарываться" - творчески. Главные
конструкторы часто широким взмахом руки
осаживают военных, но это не идет на пользу ни
главному, ни, тем более, военным. Михаил Кузьмич
Янгель всегда нам говорил, что с военными надо
работать в тесном содружестве и уважать их.
Правда, среди некоторых военачальников маячил
ярлычок "срастание с промышленностью".
Владимир Евгеньевич Нестеров,
полковник, постоянный представитель Управления
космических средств на полигоне, вместе с нами
обеспечивал подготовку техники и решений по
"Энергии". Он, к тому же, один из негласных
авторов "Энергии-М".
Рабочий состав военных
разработчиков "Энергии" - "Бурана"
открывает генерал Владимир Евгеньевич Гудилин -
начальник управления полигона по подготовке и
проведению пусков "Энергии" - "Бурана".
Уже на стадии разработки комплекса
началось обучение и подготовка офицеров,
инженеров, испытателей управления в
конструкторских организациях по системе
управления в Харькове у В.Г.Сергеева, в Подлипках
у В.М.Кармишина, в Москве у В.П.Бармина, у
В.С.Тихонова в НПО "Буревестник", у
В.Л.Лапыгина в НИИАП, в Загорске, в НИИХимМаш у
Ю.А.Корнеева. Инженеры, испытатели управления
приняли участие в стендовых испытаниях
двигателей, испытаниях бортовых систем
автоматического управления, систем управления
технологическим оборудованием. Все управление
готовилось к проведению совместных работ на
полигоне.
От управления В.Е.Гудилина по
ракете "Энергия", стартовому комплексу,
стенд-старту работы возглавили его заместитель
Николай Иосифович Ковалев и начальники отделов
Александр Сергеевич Толстых, Анатолий Иванович
Дедов, Виталий Васильевич Ушаков, Эдуард Ильич
Савин, Валерий Леонидович Соловьев, Евгений
Иванович Еленский, Петр Степанович Горбачев,
Анатолий Андреевич Усик, по
монтажно-заправочному комплексу и орбитальному
кораблю - Петр Сергеевич Брацихин,
инженерно-испытательными частями командовали
Семен Егорович Кондратьев и Геннадий Петрович
Пономарев.
Во второй половине 1988 г. на полигон
прибыл новый министр обороны Д.Т.Язов. После
истории с Рустом его назначили министром,
освободив Соколова. Первый раз он участвовал в
работе совещания по "Энергии" у Л.Н.Зайкова -
это было на второй день после его назначения
министром, в мае 1987 г., где мы докладывали о
результатах полета первой летной ракеты
"Энергия" 6СЛ. На полигоне его познакомили со
всем ракетно-космическим комплексом, он обошел
все стенды монтажного корпуса ракеты и корабля,
старты.
Ракетно-космические войска - это
особый вид соединений. Как у ракетных войск
стратегического назначения есть ракетные боевые
системы, так и у космических сил -космические
системы, а в целом это сложнейшие инженерные
создания - от ракет, ракет-носителей до систем
боевого управления. Структура и состав этих
войск в основе своей инженерная, среди
командиров достаточно много ученых, членов
Академий.
Так сложилось в истории рождения
ракетной техники, что этап летной и
экспериментальной отработки нового вида
вооружения взяли в свои руки военные
специалисты. И не только потому, что это оружие, а
и потому, что военные специалисты в силу
дисциплины обречены на выполнение задач,
непосильных для гражданских. Пусть не обижаются
коллеги, но направить на строительство полигона
в знойных степях и пустыне, измерительных
пунктов в тайге, на Камчатке, творить, работать и
жить всей семьей в походных условиях - это могут
только наши военные коллеги. Интересно, когда
приходишь к ним в семью, то чувствуешь
убежденность в том, что они здесь "пока",
"временно"... И это "временно" длится
десять, двадцать, двадцать пять лет. Какое
терпение и уважение надо иметь жене военного к
делу мужа. Пожалуй, заслуги мужей следовало бы
разделить хотя бы пополам, а может и более в
пользу жен...
Вспоминается, когда министр
обороны А.А.Гречко в 1966 г. прибыл на Байконур, в
Доме офицеров проводилось офицерское собрание с
участием женской половины городка. Тогда ведь
только женщины убедили непреклонного маршала
изменить военную форму одежды, учитывая адскую
летнюю жару. Речь шла о введении рубашек
безрукавок с открытым воротом, без галстуков. И
многого другого добились жены, на что сами они -
наши мужественные военные - не решались.
Рассказывают, что на собрании
министру передали ряд записок, и среди них одна, в
которой полковник сетовал на то, что летом по
форме одежды невозможно отличить полковника от
других офицеров. Зимой они отличались серой
папахой, как у генералов. Гречко снял проблему
сходу: "Разрешаю этому полковнику ходить летом
в папахе..."
Полигонный состав командиров,
руководителей и специалистов работал дружно,
толково, задавая тон и ритм в любом деле. И все им
было по плечу. Редко, когда вдруг у кого возникнет
"кавалерийский" заскок, но в управлении
В.Е.Гудилина - нет.
У истоков разработки "Бурана" -
"Энергии" во главе с Игорем Николаевичем
Садовским стояли Яков Петрович Коляко - один их
авторов знаменитой Р-7 и участник разработки Н-1,
проектант, конструктор, осторожный, взвешенный,
редко выходивший за рамки этого состояния
человек, Роберт Константинович Иванов -
руководитель головного проектного
подразделения, толковый проектант, инициатор
некоторых вариантов модификаций ракеты
"Энергия", Виталий Георгиевич Кирсанов -
скромный человек, теоретик разработок, наш
баллистик. Лев Александрович Музуров -
руководитель проектных проработок на уровне
конкретных исполнений, Павел Ильич Ермолаев -
руководитель конструкторско-проектной
разработки пакета, блока Ц, Блока Я, участник
проектирования ракет Р-7 и Н-1, Рональд Дмитриевич
Долгопятов - классный проектант, Виктор
Александрович Удальцов - непримиримый борец за
чистоту внутрибаковых и компонентные полостей и
за принципиальность решений при исполнении
конструкций в производстве, Иван Петрович Фирсов
- разработчик блока А, Борис Павлович Сотсков -
последовательный и скрупулезный в реализации
конструкторских решений по блоку А, Юрий
Антонович Михеев - главный теоретик надежности
создаваемой системы, участник разработки
программы экспериментальной отработки. Все они
со своими подразделениями непосредственно
входили в состав образованной службы 16.
В тесном контакте с ними работали
баллистики под руководством Рефата Фазы-ловича
Аппазова, аэродинамики с Андреем Георгиевичем
Решетиным во главе. Решетин - не только
специалист высокого уровня в своей области, но и
энтузиаст и настойчивый организатор.
Аэродинамическое проектирование было за ним. Он -
автор исследований крылатых схем блоков
"Энергии". Виктор Федорович Гладкий -
руководитель отдела нагрузок, от него исходили
требования к прочности и стойкости конструкции.
Анатолий Алексеевич Жидяев - проводник и
участник принимаемых решений по прочности.
Виктор Семенович Патрушев - держатель программы
виброиспытаний, настойчивый, самостоятельный
организатор работ по снятию динамических
характеристик. Постоянным представителем
руководства этого расчетно-теоретического
комплекса в нашей работе был знающий и
дисциплинированный Павел Михайлович Воробьев.
Динамика полета и устойчивость
велась комплексом Виктора Павловича Легостаева.
Олег Николаевич Воропаев и Леонид Иванович
Алексеев - главные динамики, это они обосновали
возможность исключения системы сопровождения.
Евгений Иосифович Копоть совместно с Натанзоном
из НИИ ТП вели работы по демпферам. В то время,
когда шел спор вокруг эффективности средств
повышения продольной устойчивости, они с
Воропаевым сказали: "Наша задача уберечь Вас,
Борис Иванович, от принятия неверного решения в
этой области."
Комплекс электромеханических
систем под руководством Вадима Васильевича
Кудрявцева вел приводы, внутрибаковые
устройства, рулевые машинки уникальной
конструкции. Виктор Иванович Шутенко тогда был
его бессменным помощником.
Пневмогидравлические системы
блока Ц и пакета в целом разрабатывали в
комплексе Бориса Александровича Соколова, где
велись разработки объединенной двигательной
установки орбитального корабля, курировались и
выдавались технические задания на двигатели
первой и второй ступеней. Его заместители Леонид
Борисович Простов и Виктор Георгиевич Хаспеков
вели основную работу по созданию
работоспособной системы. В.Г.Хаспеков - наш бог,
теоретик и практик в разработке этих систем, без
него мы не делали ни шагу. Павел Александрович
Ершов всегда имел свое мнение, но был осторожен.
Всеволод Михайлович Протопопов на параллельных
с Ершовым тянули лямку пневмогидравликов.
Александр Павлович Жежеря - один из авторов
системы защиты двигателей.
Ведущие конструкторы по двигателям
первой и второй ступеней Сергей Михайлович Семин
и Леонид Петрович Чукленков вели непрерывную
связь и следили за работой в смежных
организациях по двигателям.
Конструкторский комплекс, которым
в то время, когда мы в пятидесятых годах
приезжали из ОКБ-586 решать вопросы серийного
изготовления Р-5М, руководил Сергей Осипович
Охапкин, наш учитель и наставник от конструкции,
теперь возглавлял Борис Евгеньевич Гуцков.
Бориса Евгеньевича тогда мы узнали как
начальника сектора вначале по подписям на
чертежах, а потом в совместной работе. Мне был
знаком стиль работы королевских конструкторов, и
он передался через талантливых их
представителей у нас в ОКБ-586. Среди них, например,
Владимир Николаевич Лобанов - точность,
аккуратность, безошибочность, строгий расчет, не
только инженерный, но и организационный.
Анатолий Александрович Северов,
Виктор Иванович Рыжиков - наши путеводители в
применяемых материалах: сталях, алюминиевых
сплавах, титанах, листовом прокате и литье,
теплозащитных и теплоизоляционных материалах.
Сколько было потрачено времени на доведение
технологии нанесения теплозащитных материалов
Виктором Ивановичем совместно с конструкторами
и технологами завода "Прогресс".
Преемник Анатолия Николаевича
Вольцифера, Александр Михайлович Щербаков,
вместе с Юрием Петровичем Ильиным довели
разработку арматуры, клапанной автоматики до
совершенства. Они располагали уникальным
экспериментальным оборудованием и
замечательными конструкторами. Анатолий
Николаевич и Юрий Петрович - это кадры старой
закалки. Дисциплинированные. Я имею в виду
техническую дисциплину, более высокую, чем
дисциплину организационную. Все свои вопросы они
решали самостоятельно, но если что-то у них не
получалось - докладывали сразу. Так было с
клапаном слива кислорода из блока А. При
определенных условиях из-под тарели клапана, а
тарель в диаметре около полуметра, возникала
течь. Решение о дальнейшем доведении клапана и
его использовании принимали вместе. И мало кто
знал, что небольшой парок кислорода в зоне этого
клапана заправки блоков - это не дефект
изготовления. Течь исчезала с увеличением
внутриполостного подпора жидкого кислорода. Под
давлением тарель ложилась плотнее. На плечи
Александра Михайловича легла работа по
завершению отработки всего этого сложного
хозяйства ракеты, да еще помощь филиалу в
Куйбышеве. Безотказный, скромный, честный,
приятный человек.
Композиция двух комплексов: одного,
ответственного за разработку смежными
организациями систем управления, и другого -
комплекса наземных и стартовых сооружений,
возглавлялась Владимиром Михайловичем
Караштиным. Сочетание бортового и наземного
комплексов было для меня необычным. В КБЮ четкое
разделение: наземка отдельно, бортовое
управление объединялось только с
расчетно-теоретическими подразделениями -
баллистиками, динамиками. Владимир Михайлович
справлялся весьма умело. В структуру входила
новая система управления подготовкой ракеты на
старте к пуску. Эта система переползала с
"земли" на борт. Дальнейшие работы показали,
что такая композиция подразделения не ошибочна.
Кроме того, комплексы занимались испытаниями и
руководили подготовкой пуска ракеты.
Вячеслав Николаевич Бодунков
руководил работой подразделений, занимающихся
"землей" и системой подготовки к пуску, с ним
Аркадий Адамович Заруденский, Вениамин
Владимирович Солодовников, Игорь Владимирович
Земцов - неутомимые труженики старта.
Павел Федорович Кулиш вел систему
управления, с ним Павел Александрович Авдеев,
Евгений Васильевич Шабаров, знаменитый в ОКБ-1
испытатель, Борис Иванович Карманов, Евгений
Федорович Кожевников, Аркадий Иванович Гаспарян,
Валентин Сергеевич Градусов. На них была тяжелая
ноша обеспечения работ со смежными
предприятиями, разрабатывающими не только
систему управления ракеты, но и другие бортовые
системы. Организация должного взаимодействия с
партнерами по разработке систем ракеты - это
весьма сложная задача.
Если бог войны - артиллерия, то у
ракетчиков при подготовке к пуску ракеты, да и на
всех остальных стадиях богами являются
телеметристы. Владимир Николаевич Панарин, Борис
Николаевич Филин, Владимир Владимирович Воршев,
Анатолий Семенович Мазо - организаторы и ведущие
специалисты этого направления. Их работа
являлась заключительной по технологии, но
оставалась в памяти о всем процессе более
рельефно. Непрерывные проверки, измерения и
анализ всей предыдущей работы по сборке ракеты
становились предметом внимания. К ним неизменно
один вопрос: "Ну, как?" Их священнодействие
вселяло уважение к их кухне. Особенно впечатляли
конечные комплексные проверки, когда большая
масса специалистов - разработчиков разных систем
- выдвигали телеметристов на первый план. Больше
всего привлекала их эрудированность. Труженики
анализа и проверок, Виссарион Леонидович,
Владимир Николаевич, доверчивые, добродушные,
преданные и отдавшиеся целиком своему делу,
всегда были в центре событий.
Комплекс "Энергия" -
"Буран" предусматривал автоматическую
обработку данных всех измерений, проводящихся в
пристартовом районе и в полете. Разработчиком
наземного комплекса измерений был НИИ
измерительной техники в Калининграде Московской
области во главе с Олегом Николаевичем
Сулимовым. При полной готовности математических
программ, так называемого "математического
обеспечения", комплекс мог выдавать оценку
"норма - не норма" в режиме работ и полета.
Технические руководители от института -
О.Д.Комиссаров (по борту) и В.Л.Кузнецов (по
"земле").
Комплекс измерений пристартового
района (КИПР) - это система высокой сложности,
связанная со всеми базами проведения
технологических и комплексных испытаний
ракеты-носителя и орбитального корабля в
монтажно-испытательных корпусах,
монтажно-заправочном корпусе, на стенде-старте и
старте. Измерительная информация передавалась
по радиоканалам и кабельным линиям в
информационно-вычислительный центр (ИВЦ)
полигонного измерительного комплекса в Ленинске
и на вычислительные средства КИПРа.
Экспериментальная отработка узлов,
агрегатов, блоков на своей лабораторной и
стендовой базах, на стендах других предприятий
организовывалась и проводилась комплексом,
руководимым Анатолием Анатольевичем Ржановым.
Его комплекс вел работу совместно с
разработчиками конструкций. Он же был
"хозяином" стенда динамических испытаний на
полигоне.
Все полигонное экспедиционное
хозяйство было в руках Юрия Михайловича
Данилова. Сложнейшее хозяйство быта,
обеспечения, транспорта, без которого невозможно
обойтись, помогало создателям и испытателям
"Энергии".
Особое место в организации работ
принадлежит тем, кто занимался неблагодарной
работой планирования, контроля, координации,
обеспечения, финансирования работ - это служба,
руководимая Артуром Николаевичем Иванниковым.
Его сподвижники и энтузиасты своего дела - Виктор
Томасович Иннелаур, Николай Алексеевич Карбанов,
Геннадий Михайлович Трефилов, Антонина Павловна
Отрешко, Александра Федоровна Козеева - так или
иначе были нашими помощниками.
Ну и, конечно, особое место -
авиаотряду НПО, которым командовал наш генерал
Михаил Иванович Самохин.
Вот так это и было, так
рождалась система "Энергия"-"Буран",
так объединялись инженерные и рабочие силы, так
собиралась огромная структура создателей, так
задействовался механизм управления разработкой.
Обычно, когда пишут о давних днях
больших дел, рассказывая об участниках этих
событий, всегда приносят извинения тем, о ком в
тексте не упоминалось пофамильно. Можно понять
каждого автора, потому что движущая сила всех
событий - это люди. Люди талантливые, уникальные,
и выбрать из них лучших - трудно для автора, но
поименный список на десятки тысяч людей не
принят в литературе, даже если она связана с
описанием событий, имеющих определенное
отношение к истории. Поэтому мы упомянули часть
имен, которые были во главе этих направлений.
Надо думать, что повесть об участниках этих
событий еще будет написана и не в объеме
наградного листа, а с полным изложением всех
свершений. А пока, придерживаясь документов,
хотелось бы сохранить хронологию,
действительные факты этой необычной истории -
истории создания уникальной ракетно-космической
системы. Конечно, даже почти документальность
изложения не очищает его от субъективности, но
найдутся те, которые дополнят, найдутся и другие -
которые будут перетирать историю на свой лад...
А пока — продолжим...